Читать «Подвиг Севастополя 1942. Готенланд» онлайн - страница 128

Виктор Костевич

Бергман мягко вернул комиссара к теме заданного мною вопроса.

– Так откуда вы будете, товарищ Земскис?

– Что? – переспросил тот, отводя глаза от Старовольского, по лицу которого пробежала тень – но не раньше, чем комиссар отвел свой взгляд. – Я родился в городе Либава, она же Лиепая, на Балтийском море. С девятнадцатого года работаю в Украине. Перед войной работал в Днепропетровске. В райкоме ВКП (б).

– Хороший город, – отозвался я. Совершенно искренне, поскольку бывал в Днепропетровске и мне действительно там нравилось. Парки, девушки, днепровский пляж.

– Хороший, – согласился Земскис. – Начинал я работать в Киеве. Но не в райкоме. В девятнадцатом году было много другой работы. Ты ведь, младший лейтенант, был в Киеве в девятнадцатом году?

Произнося эти слова, он снова пристально поглядел на Старовольского. И получил не менее пристальный взгляд в ответ. Впрочем, «пристальный» – не то слово. Взгляд был, я бы сказал… Ну нет, не ненавидящий, конечно, но… Даже не знаю, как объяснить. Словно бы искра какая промелькнула в глазах лейтенанта, злая такая искра, понимающая, нехорошая. Мне потом Бергман сказал потихоньку, что увидел такую же искорку в глазах латыша. Я-то видеть не мог, сидел рядом с Земскисом, а Бергман как раз был напротив.

Кстати, Старовольский так латышу и не ответил, был ли он в Киеве в девятнадцатом году. Вернее, ответил одним лишь взглядом – и нашему новому военкому оказалось взгляда вполне достаточно.

Так началась странная вражда младшего лейтенанта и старшего политрука. Невысказанная, молчаливая, но от того не менее заметная, хотя и совершенно необъяснимая. Мало ли кто и зачем в девятнадцатом году был в Киеве? Мой отец, военмор Сергеев, скажем, не был, а запросто мог побывать. И в девятнадцатом, и в двадцатом. С каким-нибудь отрядом революционных моряков, идущих из красного Питера на Деникина, Врангеля, белополяков. А если человек родился в Киеве, то чего же ему там не быть, пусть и во время гражданской войны?

Пауза затянулась. Земскис и Старовольский уставились друг на друга так, словно бы играли в гляделки и теперь дожидались, кто первый сморгнет или опустит глаза. И трудно сказать, как долго неприличная, с учетом разницы в званиях, сцена могла бы продолжаться, если бы не комбат.

– По военной дороге, – вполголоса запел вдруг Бергман любимую песню нашего Игнатыча, – шел в огне и тревоге боевой девятнадцатый год…

Земскис вздрогнул от неожиданности, хотя ничего не случилось. Командиры приняли и запели, как водится в Красной Армии. Да и тему он задал сам, заговорив о своем девятнадцатом годе. В песне, между прочим, речь шла о восемнадцатом, это уж Бергман переиначил на новый лад. Короче, я подхватил.

Были сборы недолги,От Кубани до ВолгиМы коней собирали в поход.

После некоторого колебания Земскис тоже решился вступить, и следующий куплет мы пропели втроем. Негромко, но внушительно, отчеканивая каждую строчку, как будто и сами шли в поход по выжженной солнцем кубанской степи.