Читать «Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9» онлайн - страница 347

Тым часам абмеркаванне «Альпийской баллады» працягвалася — ужо ў ліпені 1965 г. была наладжана сустрэча з італьянскім рэжысёрам Джузэпе дэ Санцісам, чые развагі адносна рэжысёрскага сцэнарыя стэнаграфіраваліся. Дэ Санціс гаварыў у прыватнасці:

«Все, что я скажу, это личное мнение. Не думаю, что надо в искусстве давать советы, ибо искусство — это нечто личное, индивидуальное. […]

Надо понимать, что это мнение итальянского режиссера, творчество которого развивалось в искусстве неореализма. […]

Я прочел сценарий 4–5 раз. И вот мои впечатления. […]

Сценарий профессионален, хорошо построен, читается на одном дыхании, нарастает драматургия.

Что же не нравится? […]

Идея хороша, построение хорошо. Но есть нечто традиционное. Построение напоминает построение многих других советских фильмов. […]

Все мы знаем, что такое социалистический реализм. У вас очень много говорят о реализме, но когда дело доходит до конца, то выходит романтизм.

Видение мира и отношения между людьми идут не по линии реалистической, а по романтической.

Меня не интересуют никакие „измы“.

Искусство имеет одно имя — искусство.

„Измов“ же столько, сколько в мире художников. […] Основной недостаток — отсутствие конфликта.

Двое бегут вместе. Одна цель. Оба коммунисты. Любят друг друга. И нет ни тени сомнений между ними.

Конфликт с явлениями внешними, с природой. Конфликт внешний, а не внутренний. Даже немцы, враги, рассматриваются как элемент внешний. […]

Может быть фильм и бесконфликтный, лирический. Это и есть традиционность. Если бы традиционная линия была сломана, сюжет предложил бы много возможностей в смысле диалектики.

Мы — коммунисты. И мы стремимся быть в союзе с другими силами. Отношения между двумя людьми можно строить на конфликте взглядов. Женщина могла быть не коммунистка, а просто антифашистка. Если бы она была на других позициях, был бы конфликт человеческий, идеологический, было бы интересно. Она могла бы быть католичка.

Сейчас в Италии идет интересный диалог с католиками, это большая сила. Герой мог бы ей многое объяснять. Политически они могли бы жестоко спорить. Но в отношении основной проблемы — спасти жизнь, любить — они были бы согласны.

Когда у людей разных направлений есть одна цель, они могут договориться.

Не знаю, сочли бы вы возможным сейчас изменить это. Для переделки надо бы немного. Но хотя бы одна вещь должна быть учтена.

Надо убрать целую часть, когда женщина много и хорошо говорит об СССР. Здесь фильм становится националистичным. Когда она целует раны — неприятно. И получается слишком пропагандистски.

Надо бы развивать в личном, лирическом плане. Немного подрезать — и фильм будет правдивее.

Итальянская женщина не смогла бы это сделать — целовать раны. Это невозможно психологически.

Я люблю парадоксы и гиперболы, но тогда надо создавать общую структуру, где они были бы здесь в центре. А здесь они возникают неожиданно. […]

Нравится начало. Взрыв бомбы. Не нравится:

1. Немец, который чистит сапоги. Много подобного мы видели. […]

2. Сцена с собакой. Тоже часто видели. Я подумал о вариантах. Вместо двух собак хотя бы одна. Ее он может ранить. И потом, ему жалко ее и он старается ей помочь. У собаки и у него одна ситуация, одно положение. Если бы он уделил внимание собаке, это внесло бы новизну и придало бы ему гуманные черты.

Не нравится еще и когда он душит собаку. Сцена приобретает реальную силу. Более уместно он проявляет силу в более значительных моментах, а здесь это излишне.

3. Хорошо — встреча с девушкой. Хороша сцена, когда он дает ей пощечину. Хорошо бы, чтобы после паузы она вернула бы ему пощечину. От этого ему стало смешно, он смеется.

4. Есть ситуация, недостаточно развитая. Когда она вынимает занозу. Сцена написана очень поверхностно. Обнаженная нога мужчины в руках женщины всегда производит впечатление. Это вызвало бы у него прилив нежности. Ноги интеллигента, рабочего и крестьянина — разные. […] Эту сцену следовало бы развить. И о том, что он колхозник, он может сказать здесь. Эта сцена очень важная. […]

6. Есть еще интересная сцена, недостаточно развитая. Когда под дождем он говорит ей укрыться под скалой. Тут начинается недоразумение. Эта сцена недостаточно углублена. Она могла бы сказать соответствующие слова, решив, что он хочет заняться любовью. А ему смешно — любовь в таком положении. Они могут поссориться. И будет правдиво.

7. В фильме есть сны. Я не против всяких сновидений. Финал довольно хороший. Другие неоправданы.

1-й сон — видит в грезах побег. К чему, если это нового не дает. […] Это сцена формалистического вкуса. Если первые сцены надо оставить ради финала, чтобы композиционно иметь возможность дать последний сон, лучше нам узнать из них новое о герое. […]

8. Не нравится разговор о колхозе. Сладковато. Если уже говорить об этом, то покрепче.

9. Диалог: „Ты — фашистка“. — „Нет, коммунистка“. Это плохо. Это не тема фильма. Если бы это была тема, то с ней лицом к лицу надо было стать с самого начала и разрабатывать ее покрепче.

10. Снегопад. „Я ухожу“. Он уходит, она остается. И идет повторение первой сцены, когда Джулия уже сказала „прощай“. Здесь рвется стиль.

11. Сцена, когда он ее несет. Это самая лучшая сцена. Режиссеру надо посоветовать: надо давать крупными планами одни головы и ручной камерой. Ни фон, ни место здесь неважно. Это первая любовная сцена, надо войти в души. Огромное усилие мужчины и беспомощная женщина. Пусть даже с техническими недостатками. Как будто скрытой камерой. […]

13. Грезы, где он, девушка и мать, и потом просыпается среди великолепного пейзажа с маками. Получается сон во сне. Сила маков — само по себе волшебство. Последующая сцена с маками убивается. Надо или убрать грезы, или сцену с маками сделать более реальной и грустной. Необходим контраст.

14. В маках все хорошо до купанья. Затем фильм останавливается, замедляется и садится. […]

15. После земляники уже надо заняться любовью. Этого уже ждет публика.

Все остальное очень нравится. Несколько длинновато, но нравится. И финал хорош. Сделан с хорошей романтикой. […]».