Читать «Это не учебная тревога» онлайн - страница 2

Кортни Саммерс

Отец отпускает мой подбородок.

«После твоего ухода все стало еще хуже».

Что у меня теперь есть? Отец, уткнувшийся в газету. Мама, похороненная в шести футах под землей. Бросившая меня сестра.

Передо мной на тарелке лежат два обугленных тоста. Я забыла принести масло, стоящее на стойке рядом с холодильником. Без него я не могу съесть этот хлеб, но если я уже села за стол, мне нельзя подниматься, пока моя тарелка не опустела.

В дни, подобные сегодняшнему, мне вспоминается моя единственная ночевка вне дома, у Грейс Каспер. То, как утром мы проснулись с ней вместе и сбежали вниз, даже не одевшись. По радио передавали новости, и оно работало так громко, что родители Грейс вынуждены были повышать голоса, чтобы его перекричать. Они весь завтрак так общались друг с другом. Брат Грейс — Трейс — еще и телевизор включил. Было так шумно, и я была настолько взбудоражена всем этим, что мне кусок в горло не лез, но никто на меня за это не злился. Грейс сказала, что, судя по выражению моего лица, у меня дома всё по-другому, и спросила, как завтракаем мы. Я ей солгала, ответив, что у меня дома всё то же самое, только немного тише.

На самом деле у нас в доме стоит гробовая тишина, если не считать тикающие на стене часы, напоминающие мне, что на завтрак осталось всего три минуты. Отец переворачивает газетный лист. Две минуты. Просматривает тематические объявления. Одна минута. Складывает газету. Время вышло. Он пристально смотрит на меня и на мой несъеденный тост.

— Лучше тебе это съесть, — произносит он.

От резкости в его голосе у меня сжимается горло. Я подцепляю и отрываю заусенец на большом пальце, пытаясь отвлечь себя болью, чтобы наконец-то вздохнуть. В уголке ногтя выступает кровь, но это не помогает. Я всё еще не могу сглотнуть, поэтому молча молю, молю, чтобы что-нибудь случилось — всё что угодно, — лишь бы мне не пришлось есть этот тост, потому что я не в состоянии проглотить ни крошки. Мне не прививали веру в бога, но Лили ушла, а я осталась, и я никогда и ни о чем не просила. Может, мне это засчитается?

— Но если… — Слова с трудом даются мне, глухо срываясь с губ. — Я не…

Отец сверлит меня взглядом.

— Если я не… не хочу есть…

— Ты прекрасно знаешь, что в этом доме не разбрасываются едой.

Наша дверь вдруг начинает сотрясаться от ударов. Отец опускает газету.

— ПОМОГИТЕ! Помогите, пожалуйста…

Голос ударной волной проносится по кухне. Кричит девушка. Дверь продолжает сотрясаться, ее ручка неистово вращается слева-направо. Я неосознанно встаю. Встаю до того, как опустела моя тарелка. Удары в дверь внезапно обрываются, но я слышала их, точно слышала. За ней была девушка. Ей нужна помощь.

— Сядь, — велит отец.

— Но…

— Немедленно.

Я сажусь. Отец кидает газету на стол и отрывисто кивает на мою тарелку, говоря тем самым, что лучше бы ей к его возвращению быть пустой. Чертыхнувшись себе под нос, он выходит из комнаты узнать, что случилось, но перед этим пару секунд колеблется, а я никогда еще не видела, чтобы он в чем-нибудь колебался. Уставившись на тост, я забываю о девушке, потому что не имеет значения, что там происходит снаружи. Я должна съесть этот хлеб. А я не могу. Вскочив, я бросаюсь к мусорке, швыряю в нее тост и прикрываю его сверху смятой салфеткой. Затем поспешно сажусь на свое место, пытаясь выглядеть спокойной. Если отец прочитает по моему лицу, что я сделала, его собственное лицо побагровеет. Губы вытянутся в тонкую линию. Он скажет: «Сейчас мы с тобой об этом поговорим». Но мы не будем этого делать. Говорить.