Читать «Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре» онлайн - страница 5

Таким образом, допустимо говорить о существовании общей закономерности не одного лексического свойства. По-видимому, за всем этим кроется нечто более фундаментальное, нежели правовые нормы и даже общеречевая практика. Может быть, это объясняется тем, что даже простое детопроизводство и социализация потомства совершенно немыслимы вне вещного мира, вне коммуникации, понятой куда более широко и основательно, нежели поверхностное представление о людском общении?

Выражение о том, что семья является «первичной ячейкой» социума, давно уже стало идиоматическим оборотом. Но, как и во всякой идиоме, здесь понятны только взятые по отдельности слова, целостный же смысл выражения ускользает. Между тем уже простая аналогия с «первичной ячейкой» биологического тела, клеткой, показывает, что этот смысл заслуживает самого пристального анализа. Мы знаем, что клетка несет в себе информацию обо всем организме, одна-единственная клетка может клонировать его. Не означает ли эта аналогия, что и семья (пусть не та, в которой рождаются наши современники, но та, что объединяла в себе и людской, и животный, и вещный «микрокосм») обладает тем же свойством, то есть способностью воссоздать из себя весь социум? Ведь уже в позапрошлом веке было установлено, что «…семья содержит в зародыше не только рабство (servitus), но и крепостничество <…>. Она содержит в миниатюре все те противоречия, которые позднее широко развиваются в обществе и в его государстве». И, как показывает анализ, это вовсе не было литературным тропом, родом гиперболы.

Все мы «родом из детства», а значит – из семьи. Но (и это, может быть, самое глубокое противоречие и самая неожиданная загадка, с которыми нам приходится столкнуться уже в исходном пункте анализа) далеко не каждый человек «родом» из той семьи, глава которой его собственный отец. Как показывает уже этимологический анализ, для древнего общества это общая норма. Но и там, где внутри патриархальных объединений складывается так называемая малая семья (прообраз современной нуклеарной), парадокс сохраняет силу. Нам предстоит увидеть, что даже само словоупотребление «моя семья» было допустимо только для главы «дома», практически единственного субъекта семейного права, для прочих, кто был лишь его объектом, оно составляло предмет своеобразной табуации. Практически вся история, вплоть до XX столетия, вершилась людьми, не знавшими семьи в привычном нам понимании этого слова. Вся культура нашего социума – и в особенности культура Средних веков и Нового времени – создавалась именно ими, ибо право построения собственного «дома» никогда не было тем, что давалось человеку от природы, но становилось родом награды за явленную доблесть или усердие в службе.

Впрочем, и социум состоит не из одних людей, да и содержание самого человека никоим образом не сводится к тому, что ограничивается его кожным покровом.

1.2. Амальгама человека

На первый взгляд может показаться странным включение совсем чужих людей и уж тем более неодушевленных предметов в состав группы, которая, на первый взгляд, должна объединяться исключительно кровнородственными связями. Однако рациональное объяснение этому есть. Ведь, строго говоря, и сегодня вещное окружение человека во многом продолжает восприниматься как своеобразное «продолжение», как «аура» его личности в материальном мире, и посягательство хотя бы на часть ее оказывается (пусть и в неявной форме) равнозначным посягательству на самого носителя. Так, преступление против собственности традиционно рассматривается как одно из тягчайших. И не случайно, ведь в нее вложен труд человека, а следовательно, его жизнь, он сам. Любое посягательство на нее – это косвенное посягательство на «часть» его собственной сущности, и надо ли удивляться тому, что древнее сознание вообще не отделяло человека от, казалось бы, посторонних по отношению к нему начал, что человек представлялся родом некоего сложносоставного существа, вбирающего в себя многое от внешнего мира?