Читать «Каширка» онлайн - страница 8

Алла живёт на маленькую инвалидную пенсию и тем, что ей принесут распивающие в её квартире мужики. Она очень добрая. Она нам всегда радуется. В её лице есть что-то детское, а на губах застыла улыбка фарфоровой куклы…

Мы купили бутылку Билэ Мицнэ и отправились на Старокаширку. Сели в зарослях черёмухи на поваленное дерево. Дул холодный ветерок и черёмуха цвела. Свистела звонко какая-то птичка в невысоких деревьях.

– Думаешь где они сейчас все? – говорит Маша.

– Где?

– Лягушку е… на чердаке. Она всем даёт.

– И Змей тоже?

– Конечно. И он.

Она задумчиво выпустила дым колечками.

– Но он же тебя любит!

– Я ему не даю.

И помолчав немного:

– Они тебя не утопили, знаешь почему? Из-за Голубя. Они с ним связываться не хотят. А Голубь вчера дрался с Черкесом, чтоб тот к тебе близко не подходил. Он каждый день пьян.

– Откуда ты всё знаешь?

– Это только ты ничего не видишь, стоишь у телефонной будки день и ночь со стеклянными глазами. Или по нескольку дней пропадаешь где-то. А Шериф про тебя, знаешь, уже стихи плетёт: «Я не знаю как у вас, а у нас в Орехово х… в очках, – п… в джинсах на такси приехали».

Обезьяна чувствует, как горячая волна злости от сердца катится к лицу.

6

Он ушёл из школы. Просто исчез в один ужасный день и не появился больше. Телефонная связь осталась единственно возможным способом для Обезьяны увидеть его. Она звонила… – и он звал её с собой куда-нибудь. Она немедленно соглашалась идти куда угодно и была почти уверена, что на лбу у неё горят страшные слова: «я пойду за тобой на край света», – и от этого она невольно опускала голову. Они молча бродили по московским закоулкам, по мастерским художников, по бульварному кольцу от Покровки и до Зацепа. Смотрели на фрески в укромных церквях, затерянных в московских закоулках, бывали на разных лекциях в музеях, в маленьких кинозалах на окраинах, обедали в ресторанах в центре. Эти обеды смущали её страшно, тем что он платил за неё, и тем что из-за соседних столов все косились и аппетит совсем пропадал. А он вёл себя так как будто всю жизнь только там и столовался, если вообще инопланетные существа едят. Каждый раз он приносил ей книги, – она читала за одну ночь и клялась себе, что прочтёт всё, что он прочёл и все языки выучит. В отчаянье садилась она каждый день к своему пианино, к которому не приближалась последние пять лет. Но все ноты были позабыты, а на слух ничего, кроме песни типа «шёл Столыпин по центральной ветке» сыграть не удавалось.

Он ничего не рассказывал о себе, – а она не спрашивала. Он ничего не спрашивал о ней, – и её это не удивляло. Он никогда не провожал её домой и, простившись, уходил не оглядываясь. Но один раз всё-таки проводил. Опоздав на метро, слушая до полуночи хор на Благовещение, – он отвёз её домой на такси.