Читать «Дорогой бессмертия» онлайн - страница 5

Опустив голову, шла Паша мимо гебитскомиссариата и, быть может, не заметила бы худощавой женщины, лукаво ей улыбнувшейся, если бы ее не окликнул знакомый голос:

— Здравствуй, Савельева!

Паша остановилась, от неожиданности всплеснула руками:

— Мария Ивановна! — радостно вырвалось у нее. — Вы? Как я рада!

До войны они вместе работали в банке. Мария Ивановна слыла активисткой и чутким товарищем. Паша привязалась к Дунаевой, хотя та и была намного старше ее.

Дунаева забросала Пашу вопросами. Где застала война? Что делает? Здорова ли мама? Окинув внимательным взглядом хорошенькую по-прежнему девушку, Мария Ивановна полюбопытствовала:

— Как проводишь время? В клубе бываешь? Танцуешь?

— Как можно такое предположить!

Мария Ивановна уловила нотку обиды в ее голосе и поспешила загладить нелепый вопрос.

— Это я так, между прочим. Не все ведь такие, ты же знаешь.

— Знаю.

— Ну вот, не серчай.

Дунаева и Савельева еще о многом переговорили, но обеим казалось, будто они очень мало друг другу поведали о пережитых днях, перенесенных лишениях и, главное, не затронули того, как же будет завтра, послезавтра. Что ожидает их в будущем? Эти мысли в одинаковой степени волновали обеих.

Мария Ивановна однажды говорила об этом и с Наташей Косяченко, которая с двумя детьми приехала сюда в мае из Полтавы погостить и не смогла в первые дни войны выбраться из Луцка. О том же она беседовала и с подругой, солдаткой Анной Остаток. Настроение у них подавленное, но никто, как выразилась Наташа Косяченко, не собирался сидеть сложа руки. Мужья их дерутся с врагом на фронте, а они будут им помогать в тылу.

Шли дни, а с ними приплывало к сердцу все больше и больше огорчений, и в то же время крепло желание мстить фашистам. Женщины стали собираться чаще, толковали между собой подолгу. Потом Наташа Косяченко рискнула пойти в лагерь военнопленных и передала им хлеб. Когда она возвратилась, не могла успокоиться. Какой у них страшный, изнуренный вид!

— Нужно что-то предпринимать, — говорила Косяченко подругам. Решили снова собраться у Дунаевой, обсудить положение. Встретив Пашу Савельеву, Мария Ивановна пригласила ее к себе.

— Приходи, Паша, ко мне домой, мы с тобой по-бабьему и поболтаем вместе с моими подружками. Ну, как? Ждать тебя?

— Приду. Адрес прежний?

Паша вернулась домой в хорошем настроении. Мать предположила, что Паша наконец устроилась.

— Нашла работу?

— Нет, мамочка, порадовать пока вас не могу.

— А настроение у тебя веселое!

— Знакомую встретила. Пригласила в гости. Вот и все.

— Кто такая?

— Ты ее не знаешь, — некая Дунаева. Мы с ней раньше встречались по работе, я домой к ней не раз заходила.

— С хорошими людьми, конечно, видеться стоит.

Сумерки быстро заполнили комнату. Евдокия Дмитриевна не видела выражения лица Паши, но, скользнув по нему тревожным взором, сердцем почуяла: непонятное затеяла дочка.

Утром следующего дня Паша отправилась к Дунаевой. Мария Ивановна ждала ее. Муж Дунаевой — конюх бургомистра Луцка Кульгофа — еще на рассвете отправился на работу. Бургомистр был злым, надменным, жестоким чиновником. Он выезжал в город, как правило, со своим любимым бульдогом. Сидели они рядом. Над миндалевидными глазами Кульгофа выступал высокий лоб с двумя синеватыми прожилками. Даже родинка на левой щеке не нарушала суровости круглого лица. Кульгоф почти никогда не разлучался со стеком и любил им похлопывать по начищенным до лоска голенищам, а в минуты деловых бесед ловко подбрасывал его под мышку. Собака, присев на задние лапы, ворочала по сторонам своими выпуклыми глазами.