Читать «Братья с тобой» онлайн - страница 14

Елена Павловна Серебровская

На вокзале их встретила Марта Сергеевна — тучная, вялая женщина в белом капоте с широкими короткими рукавами. Целовала, всхлипывала, охала. С нею был амбал — старичок с ручной тележкой. Он сложил вещи Маши и Екатерины Митрофановны на тележку и покатил ее по дороге.

Шли пешком, — Марта Сергеевна сказала, что ее дом недалеко, а по холодку пройтись даже приятно. По холодку! Долго еще не переставала Маша удивляться здешним понятиям о тепле и холоде. Особенно была она потрясена, когда Марта Сергеевна в октябре месяце при температуре в двадцать градусов надела серый кротовый жакет, жалуясь на прохладу.

Ленинградцам отвели чистую большую комнату с диваном, обитым клеенкой, постелью, столом и шкафом. На диван Маша взглянула с надеждой, — может, он прохладный? Диван оказался горячим, как сковорода, липким, отвратительным. Спать на постели было еще страшнее. Улеглась на полу, крашеном гладком полу, на который постелила одну простыню. Было жарко, но терпимо.

Но что это? Марта Сергеевна принесла какие-то темные тряпки и стала занавешивать окна. Затемнение! Здесь? Почему? С Ираном не спокойно. Какие-то военные приготовления. Против нас? Говорят, у них аэродромы настроены возле самой нашей границы.

Сейчас было так душно, что Маша не могла размышлять о будущей опасности. Она вывернула лампочку над столом и отдала ее Марте Сергеевне, чтобы по рассеянности не зажечь и не подвергнуть хозяйку штрафу, а окна попросила оставить открытыми. Москиты? Говорят, от укусов некоторых москитов образуются так называемые пендинские язвы, которые не заживают годами, а потом оставляют уродливые шрамы. Язвы бывают и на лице…

Маша готова была принять на себя укусы всех москитов Ашхабада, лишь бы не потерять лишний глоток ночного воздуха и не закрывать окон. Она задыхалась. Учитывая Машино состояние, Екатерина Митрофановна уступила. От москитов намазались на всякий случай какой-то мазью.

Утром, на рассвете, деревья шелестели как-то иначе — звонче, веселее, и из сада потянуло свежестью. — «Это полив!» — объяснила Марта Сергеевна. Возле дувала суетился седобородый туркмен, под дувалом была маленькая арка, там проходил арык.

В арыке весело и звонко бежала прохладная вода из горной речонки. Вбегая в сад, она заполняла квадраты под яблонями и деревьями урюка, бежала дальше, из квадрата в квадрат. Старик расчищал ей путь, отгребал опавшие листья, которые всплывали на зеркальной поверхности водного квадрата, словно сотни маленьких лодок. Дальше шли грядки с помидорами и перцем. Дома, в России, грядки возвышались над межами, а здесь проход между грядками вставал как гребень между двумя углублениями. И всё из-за воды.

— Нигде так не ценят воду, как у нас, в Туркменистане! — сказала Марта Сергеевна.

Сад шелестел, словно пел гимн воде. Не дай саду полива — и он погибнет, умрет. Когда население Ашхабада резко возросло из-за наплыва эвакуированных, воды стало не хватать. Часть деревьев была обречена, — норма воды оказалась недостаточной. Сады поредели; дворы оголились. Деревья умирали, — воды не хватало людям.