Читать «За семью печатями» онлайн - страница 165

Лев Васильевич Успенский

Прошли века; многое переменилось в мире. Как мы только что видели, человек стал искусным рыбаком. Теперь он во множестве выделывал из кости крючки, плел сети, выдумал даже своих каменных рыбок. Наверное, и лодки появились у него.

Но доказать это не так-то легко. Тут в Прибайкалье никаких следов древних лодок не сохранилось. Правда, это еще ничего не значит: за шесть-семь тысяч лет самое прочное дерево, конечно, может рассыпаться в прах. Да, но, с другой стороны, ни крючки, ни остроги, ни сети не доказывают, что человек плавает в лодке: рыбу всеми тогдашними снастями можно было великолепно ловить с берега, и подо льдом, и просто бредя по горло в воде с несложным бреднем.

Решить этот вопрос археологам помогла еще одна дружественная наука — языкознание. От древних суденышек не осталось ничего, зато человеческая речь донесла до нас от того времени несколько слов — их ровесников. Века и века эти слова переходили от предков к потомкам, от прибайкальцев палеолита к современным восточносибирским народностям, и дозвучали до наших дней. На языке эвенков слово «лодка», например, родственно слову «дупло» и, что совсем уж странно, слову «клюв». А птица-дятел у них именуется «хиптахири» — делатель лодок. Лингвисты говорят — раз так, значит первые лодки в этих местах сооружались очень давно и притом по дятловому методу: их долбили из целых стволов. 

Соберем воедино все, что нам стало известно. Семь тысяч лет назад люди изготовляли тесла. И в это время и позднее они занимались рыбной ловлей. Язык свидетельствует, что первые лодки были долблеными, что для их постройки тесло было необходимо. Неужели этого мало? Да, мало, потому что свидетельство языка может и не относиться к такому давнему периоду, может и не объяснять существование именно этих древнейших тесел.

Последнее доказательство пришло с совершенно неожиданной стороны. Изучая более поздние слои на берегах Ангары, наросшие уже не семь, а только пять тысячелетий назад, археологи убедились — рыболовство шагнуло далеко вперед. Оно стало основным занятием здешних людей. Теперь у каждой стоянки — груды не звериных, а рыбьих костей; всюду целые и битые каменные рыбки, поломанные крючки, гарпуны, самые разные орудия промысла. Казалось бы, если теслами строили челны, тесел должно стать несравненно больше, они должны усовершенствоваться, улучшиться.

И вдруг — полная неожиданность: в этих новых слоях тесла почти исчезают. Почему? Чем же теперь долбят лодки? Или их вовсе перестали долбить?

Разгадать эту загадку, может быть, так бы и не удалось, если бы на глаза ученым не попало еще одно странное древнее орудие — нечто вроде костяного кинжала с отверстием в рукоятке, сделанным как будто для того, чтобы носить кинжал на поясе. Оружие? Нет, не похоже: слишком тупы эти кинжалы, вроде наших, вышедших теперь из моды ножей для разрезания книжных страниц. Это какой-то иной инструмент, и притом очень нужный: почти всегда на его костяной поверхности следы усердной работы. Но какой?