Читать «Записки домового» онлайн - страница 242
Осип Сенковский
При этих словах оратора евнухи торжественно сняли с Халефа плащ и покрывало, и выступивший из толпы палач обнажил свой ятаган. Доктор Ди неожиданно увидел перед собою свое прежнее лицо и покраснел до ушей. Оратор продолжал:
— А что касается до преступницы, которая, состояла в греховодных связях с этим человеком, осквернила чистоту светлейшего гарема, то формальное следствие, имеющее произвестись на месте по возвращении Ахмак-Аги из города…
Но Халеф, зная, что его ожидает, заглушил речи старого евнуха своим отчаянным криком:
— Вор! Колдун! Самозванец!.. Отдай мне мое лицо!.. отдай мое наследственное царство!.. Слушайте меня, люди ширванские…
Доктор Ди протянул вперед руку с выпрямленной перпендикулярно ладонью, и евнухи тотчас завязали рот Халефу его же покрывалом. Несчастный ширван-шах еще произносил под этою тканью какие-то слова, но уже никто их не расслышал.
Визирь, сидевший на полу перед доктором, слегка наклонился к нему и сказал вполголоса:
— Это должен быть тот самый негодяй, о котором я осмелился сейчас упоминать падишаху.
Джон Ди не отвечал ни слова.
Водворилось мертвое молчание. Все ожидали, что по принятому на подобные случаи обычаю падишах, помолчав немного и потупив глаза, тихо приподнимет руку и вдруг проведет горизонтально ладонью по воздуху — роковой жест, означающий в мимике восточных деспотов — «снять голову!». Ферраши уже заняли место евнухов вокруг преступника. Палач уже подошел к Халефу, чтобы при этом торжественном знаке тотчас вывести его на двор и обезглавить. Но Джон Ди грозно посмотрел на своего придворного живодера и закричал громовым голосом:
— Пошел вон, собачий сын!
Палач исчез в толпе. Все удивились. Доктор Ди опять замолк и погрузился в раздумье.
— Сумасшедший!.. У него мозг превратился в грязь!.. Дать этому несчастному человеку пять-десять тысяч золотых тюменов и вывезти его в Грузию: пусть там живет спокойно и врет сколько душе его угодно, не осмеливаясь, однако ж, появляться впредь где бы то ни было в Ширване. Падишах сказал.
Халефа немедленно вывели из залы. Толпа, изумленная столь непостижимым великодушием убежища мира, удалилась вслед за счастливым преступником. От бегства пророка из Мекки в Медину и начала гиджры во всем мусульманстве не было еще примера такой кротости в отношении к нарушителю неприкосновенности гарема. Поступок падишаха всем показался загадочным, и каждый стал толковать его по своему разумению, большею частью не в пользу доктора. Мы, со своей стороны, обязаны представить здесь наше толкование. Рассмотрим этот знаменитый поступок критически.
Почему Джон Ди, имея своего опасного соперника к руках и имея совершенно законный предлог освободиться от него навсегда и быть по смерть спокойным обладателем похищенной державы, пощадил жизнь преступника с пренебрежением народных уставов и предрассудков и с явным неудобством для прочности своего владычества? На этот как нельзя более естественный вопрос можно отвечать, во-первых, что Джон Ди не был человек кровожадный. В записках его, где он всеми мерами оправдывается в похищении короны «у ширванского короля», мы находим второй ответ. Там он утверждает и клянется, что похитил ее единственно для своей личной безопасности, по необходимости, по ошибке и только на время, имея твердое намерение, как честный человек, возвратить царство законному владельцу тотчас по миновании в нем надобности. Он говорит, будто с первого дня со своего воцарения уже обдумывал разные средства, как бы благовидно и без убытка удалиться из Ширвана в Европу, к своим любимым книгам, к жене, к детям, оставив, разумеется, этой прекрасной стране в память своего пребывания на ее престоле кое-какие блага западной образованности: Magna Charta — парламент — оппозицию — что-нибудь такое. Он положительно утверждает, что он исполнил бы все это тихо, без шуму, в самое короткое время, и уехал бы в Англию через Константинополь, если бы не интриги панны Марианны Олеской, ужасной деспотки, которой непременно хотелось падишахствовать по-восточному и которая постоянно мешала самым благородным его намерениям. В доказательство подлинности этих намерений приводит он дарование жизни Халефа после поимки его в гареме, высылку ширван-шаха в Грузию, для того, чтобы возвратить ему лицо и корону при первом удобном случае, и, наконец, самую