Читать «Записки домового» онлайн - страница 225

Осип Сенковский

Халеф взял свою невесту за руку, посадил или, точнее, уложил на софу и, заняв привычное место у ее ног, рассказал свои приключения в течение всего прошедшего дня. Марианна слушала его с напряженным любопытством. Когда Халеф стал описывать, как его прогнали с насмешками и угрозами от всех входов в дом его предков, как он удалился, с отчаянием в сердце, от стен, в которых обитала сердцепохитительница, как нашел приют у одного бедного бородобрея, она заплакала, бросилась к нему на шею и объявила, что дальше не останется здесь ни одной минуты, уйдет вместе с ним из этих дворцов и разделит судьбу его повсюду.

Теперь для нее все было ясно.

Тот ширван-шах, который покоится во дворце, не приходил к ней вечером, в обыкновенное время, на conversazione, для которой королевна Франкистана ожидала его по уговору и по заведенному порядку: как это не падишах, ее жених, то он и не знал своей обязанности. Он, вероятно, не знает даже, что она здесь. И какая мерзость!.. он для своей светлой и радостной беседы потребовал к себе «самую жирную», и Ахмак-Ага отвел к нему на conversazione гаремную судомойку, какую-то Шишманлы! Панна Марианна с негодованием рассказала Халефу это первое правительственное распоряжение его преемника, и они вместе принялись разбирать вероятные причины такой непостижимой меры. Когда ширван-шах объяснил ей старинный этикет своего двора, тогда только поняли они, почему самозванец отдал такой приказ. Он не знает даже и по имени ни одной из своих жен и фавориток, и на вопрос — которую? — не умел назвать желаемой. Как европеец, которому по слуху известен вкус восточных к жирным женщинам, он без сомнения полагал, что в новой роли своей азиатского властелина ему непременно следует отвечать — самую жирную! — чтобы достойно разыграть эту роль, не унизить столь высокого сана и не изменить себе. Приведя это обстоятельство в ясность, Халеф и панна Марианна не могли удержаться от смеха над странными понятиями похитителя престола о том, что на Востоке знаменует царственность в поступках. Они утешились мыслию, что, продолжая таким образом, самозванец скоро наделает столько несообразностей, что все ширванцы убедятся в подлоге его лица.

Что касается до вина, которого искали даже и в гареме для его ужина, то это обстоятельство служило панне Марианне новым доказательством присутствия доктора Ди во дворце. Ее папенька, пан воевода серадзский, для того и был назначен послом в Англию, чтобы достойно поддержать вакхическую славу польского дворянства между англичанами, которые в шестнадцатом и семнадцатом веках гордо присваивали себе пальму первых питухов в Европе, к обиде всех народов твердой земли. В самом деле, он перепил там самых благородных лордов и самых красноречивых депутатов — перепил всю консервативную партию и оппозицию — и одного только доктора Джона Ди никогда перепить не мог. Ди был в состоянии выпить целую бочку вина, не переводя дыхания; по крайней мере хвастался этим искусством, которое делало его и знаменитым и страшным в этом веке скверных вин и великих пьяниц. Он не мог жить без крепких напитков, и, очевидно, он-то и велел тотчас подать вина, лишь только взобрался на правоверный престол ширван-шахов. Мысль о таком поношении для всей их династии приводила Халефа в отчаяние. Но панна Марианна удачно успокоила его замечанием, что в то же самое время благополучно процветает в Стамбуле великий Головорез, который прослыл в свете под именем Селими Мест, то есть Селима Пьяницы, и это нисколько не мешает ему быть отличным представителем пророка, и его дому считаться в мусульманстве главою всего суннитского правоверия.