Читать «Песни народов Северного Кавказа» онлайн - страница 2

Живя в стране неведомой, Народы разнородные И речь вели по-своему На разных языках, И меж собой исконную Вели вражду. Как водится, Пред сильными бессильные Клонили выю ниц.

Вражда и рознь происходили, конечно, не на почве этнической несовместимости и даже не как результат разобщенности, а прежде всего из-за сословных притязаний социальных верхов. Знать всех народов пыталась силой утвердить свои привилегии, распространить свое влияние и на соседние народы. В среде горской знати культивировались традиции насилия, набегов, наездничества и удальства. Угон чужого скота, насильственный захват чужих территорий, людей и добра, нажитого мучительным трудом, считались проявлением мужества и геройства, в то время как физический труд, простые крестьянские заботы — уход за скотом, возделывание земли, садов — рассматривались как презренное занятие, удел низших сословий. Такой нравственно-психологический климат, определявший жизнь горской знати, способствовал распространению неприязни и укоренению враждебных настроений в разных этнических обществах: всякий акт насилия вызывал месть и ответные враждебные акции, что в конечном счете окончательно подрывало добрососедские отношения и заставляло людей обращаться к силе как к единственному способу защиты в обществе, не знающем государственности.

Разобщенность в феодальном и патриархально-родовом мире, паразитическая жизнь феодальной знати, построенная не только на эксплуатации зависимых крестьян, но и на грабеже соседей, и близких и дальних, и своих и чужих, да еще, пожалуй, узость самого родового нравственного сознания, ограничивающего понятия справедливости и гуманности лишь пределами данной этнической общности или зачастую только пределами своего рода, — вот объективная почва для «исконной вражды».

Кстати, об этом красноречиво говорят сами исторические и героические песни, лишь выборочно представленные в данной книге. Здесь и убийство кабардинского князя, приехавшего в горную Осетию грабить простых крестьян, и набеги ногайцев на Кабарду, и наезды ингушских удальцов за Терек, то есть в Осетию, и т. д.

Из сказанного ясно, что характер взаимоотношений соседних горских народов определялся не их доброй волей, не их субъективными пристрастиями, а историческими условиями их конкретного бытия, системой общественных отношений, наконец, уровнем развития их социального и нравственного сознания. О характере же экономического и исторического бытия горцев Кавказа до их присоединения к российскому государству с гениальной точностью и определенностью сказал Ленин, отметив, что горцы даже в начале пореформенного времени стояли «в стороне от мирового хозяйства и даже в стороне от истории».

С вхождением в состав российской империи, с принятием российского правопорядка горцы были вовлечены в активные позитивные отношения не только с метрополией, но и друг с другом. Прежней патриархально-феодальной разобщенности, самоволию и ничем не ограниченному произволу горской знати пришел на смену государственный правопорядок. Горцы были втянуты в «мировое хозяйство» и вступили в новую фазу своего исторического развития. Это, естественно, сближало людей, уничтожало былую раздробленность, экономические, бытовые, культурные взаимосвязи становились оживленней и тесней. Появились возможности для более широкого обмена культурными ценностями, духовное творчество народов отныне не могло уже быть изолированным процессом, замкнутым в границах одной этнической общности. Оживленные связи в сфере хозяйства и быта привели к активным контактам и в области духовного творчества.