Читать «Полное собрание сочинений. Том 29. Произведения 1891–1894 гг. О голоде» онлайн - страница 9

Общие же хронические причины бедствия тоже во много раз более сильные, чем неурожай. Как и везде: малоземельность, пожары, ссоры, пьянство, упадок духа.

Перед уходом из деревни я остановился подле мужика, только что привезшего с поля картофельные ботовья, плети (как у них называют) и складывавшего их у стены избы.

«Откуда это?»

«У помещика купляем».

«Как? Почем?»

«За десятину плетей – десятину на лето убрать». То есть за право собрать с десятины выкопанного картофеля картофельную ботву крестьянин обязывается вспахать, посеять, скосить, связать, свезти десятину хлеба, т. е. по обыкновенным дешевым ценам розничной работы сработать но крайней мере на 8 рублей, а по установленной в той местности цене выходит пять.

Мужик был разговорчив, я остановился с ним у телеги и скоро человек шесть мужиков собралось тут же, и мы разговорились. Бабы, прислушиваясь, стояли поодаль. Ребята, жуя черный, чернильного цвета липкий хлеб с лебедой, вертелись подле нас, разглядывая меня и прислушиваясь. Я повторил некоторые расспросы, поверяя показания старосты. Всё оказалось верным. Даже количество безлошадных оказалось больше, чем показал староста. Всю нищету свою рассказывали не то что с неудовольствием, но с какой-то постоянной над кем-то и над чем-то иронией.

«Что ж это вы так плохи, обедняли хуже других?» – спросил я.

Отвечать стали несколько голосов, – так определенен был ответ.

«А что же поделаешь! Летось половину деревни, как корова языком слизнула, – выгорело. А то неурожай. И летось плохо было, а уж нынче вовсе чисто. Да какой тебе урожай, коли земли нет? Какая земля? – На квас».

«Ну, заработки?» – сказал я.

«Какие заработки? Где они? Ведь он (это помещик) нас на 11 верст обхватил. Всё его земля, куда хошь иди. Цена везде одна. Ну, вот плати 5 рублей за плети, а их на месяц не хватит».

«Ну, как же жить будете?»

– Так и будем жить. Распродадим что есть, а там что бог даст.

– Продать-то уж нечего. Котяшья нешто продавать станешь! Вон у меня угол целый набран. Затопишь, так перхаешь, перхаешь.

– Уж писали, писали нас, раз десять писали, – сказал староста, – а всё толку нет.

– Видно, писаря плохие. Вот дай дед (это на меня) запишет. Он тверже запишет. Вишь перо-то у него какая и т. д.».

Мужики смеются и очевидно что-то такое знают, но не сказывают.