Читать «Дело Богачева» онлайн - страница 6

Сергей Аркадьевич Андреевский

Но вот что замечательно: что после этой минуты протекает целых полтора года полнейшего разобщения между супругами. И нападение Богачева с ножом на жену, после всего случившегося за эти полтора года, является таким неожиданным, таким бесцельным, таким не похожим на того Богачева, которого мы наблюдали во всем этом деле от начала до конца, что постигнуть и объяснить это нападение обыкновенными приемами человеческой психологии нет никакой возможности.

Да вот вы сами в этом убедитесь из моего дальнейшего изложения. Но прежде посмотрим, какие чувства имел Богачев к своей жене? Скажут, что, вступая в брак, Богачев должен был предвидеть, на что он идет, и что поэтому в своей будущей жене он, вероятно, любил одно только тело. Могут указывать, что сценическая наружность девицы Кошанской, ее временная бедность после разлуки с любовником, ее близость к театральному буфету в Ораниенбауме – все это не сулило Богачеву ничего доброго; что по всем этим данным он должен был понять, что невеста принадлежит к таким барышням, которым брачный венец слишком давит голову, а семья скоро надоедает, что подобные головы скорее созданы для модной шляпки с широкими полями, которая запрокидывается сама собою навстречу первому ветерку, и т. д.

Но все эти соображения неверны. Если каждому другому прошлое невесты могло внушать опасение, то Богачеву простительно было на этот счет заблуждаться по той исключительной причине, что он знал семью Кошанских еще – в детстве, в гимназии, когда он в Екатеринославле видел двух девочек возле отца и матери, в совершенно порядочном доме, а затем еще через несколько лет встретил тех же барышень в Москве, в достаточной обстановке – и вот эти-то впечатления заставили Богачева смотреть на Кошанских совсем иными глазами. Там, где другой бы угадал подозрительное гнездо авантюристок, Богачев мог видеть только убогий приют разоренной честной семьи. Он вполне верил тем несчастиям, – о которых ему рассказывали, и рад был, что может оказать помощь, и верил во взаимность этой привлекательной для него и несчастной девушки.

Если бы Богачев любил в своей жене только наложницу, он бы сразу понял, что прежде всего нужно задарить тещу, которая, за известное вознаграждение и любезности, сделается самым верным сторожем его наслаждений. Уж разврат – так разврат! Но не того искал Богачев, и потому, напротив, он сразу занял враждебное положение по отношению к теще. Он думал о взаимной любви, о дружбе, о семейных радостях. Он был в восторге от беременности жены, то есть от события, которого ни один развратник не приветствует. Он плакал о судьбе ребенка. После всего этого мы можем более совсем не говорить о так называемой «физической страсти» у Богачева.

Остается еще один вопрос: почему это Богачев мог так долго заблуждаться насчет истинных чувств к нему его жены? Разве он не видел ясно, что она его не любит? Чем объяснить его слепоту и назойливость? И разве не гадко с его стороны это навязывание себя женщине, которая его отталкивает, в силу одного только супружеского права на обладание? Не сказывается ли уже в одном этом «животность» Богачева?