Читать «Пещера Штинфолля» онлайн - страница 13

Вильгельм Гауф

Он с глубоким поклоном подошел к Феликсу. По-видимому, он чувствовал большое смущение перед такой высокопоставленной женщиной и несколько раз начинал говорить, прежде чем ему удалось говорить толково.

– Милостивая государыня, – сказал он, – бывают такие случаи, когда надо запастись терпением. Таково ваше положение. Не думайте, чтобы я хотя на мгновение забыл почтительность к такой высокопоставленной даме. Вы будете иметь все удобства. Вам не на что будет жаловаться, кроме разве того страха, который вы испытали в этот вечер.

Здесь он остановился, как бы ожидая ответа, но так как Феликс упорно молчал, то он продолжал:

– Не смотрите на меня как на обыкновенного вора и головореза. Я несчастный человек, которого к такой жизни принудили отвратительные обстоятельства. Теперь мы хотим навсегда удалиться из этой страны, но на дорогу нам нужны деньги. Всего легче было бы напасть на купцов или почту, но тогда мы, пожалуй, многих подвергли бы вечному несчастью. Ваш супруг, господин граф, шесть недель тому назад получил в наследство пятьсот тысяч талеров. Мы требуем из этого количества двадцать тысяч гульденов – требование, как видите, справедливое и скромное. Поэтому будьте любезны сейчас же написать своему супругу открытое письмо. В нем вы уведомите графа, что мы задержали вас и чтобы он как можно скорее представил выкуп. В противном случае – вы меня поймете – мы будем вынуждены отнестись к вам несколько строже. Деньги будут приняты только в том случае, если они будут доставлены сюда одним лишь человеком и с соблюдением строжайшего молчания.

Все посетители лесной харчевни, особенно графиня, с напряженным вниманием наблюдали эту сцену. Графиня каждую минуту думала, что самоотверженный юноша может выдать себя. Она твердо решила выкупить его за большую сумму, но с другой стороны, она так же твердо решила ни за что на свете не делать ни шага за разбойниками. В кармане куртки золотых дел мастера она нашла нож, и теперь, судорожно сжимая его в руке, она готова была скорее умереть, чем перенести такой позор. Не меньше ее боялся и сам Феликс. Хотя его подкрепляла и утешала мысль, что помочь угнетенной и беспомощной женщине – поступок очень благородный, но он боялся выдать себя голосом или каждым своим движением. И эта боязнь весьма усилилась, когда разбойник заговорил о письме, которое Феликс должен был написать.

Как он будет писать? Как ему назвать графа, какую придать письму форму, не выдавая себя?

Его страх достиг высшей степени, когда предводитель разбойников положил перед ним бумагу и перо, прося откинуть вуаль и писать.

Феликс и не подозревал, как идет к нему костюм, в который он был одет. Если бы он знал это, то нисколько не опасался бы открытия обмана. Когда наконец он был вынужден откинуть вуаль, человек в мундире, казалось, был поражен красотой дамы и ее смелым, несколько мужским обращением. Он стал относиться к Феликсу только еще более почтительно. Это не ускользнуло от взора юноши. Ободренный, что по крайней мере в эту опасную минуту нечего бояться быть открытым, он схватил перо и стал писать своему мнимому супругу, по образцу тех писем, которые он некогда читал в старинных книгах. Он писал: