Читать «Последняя любовь в Константинополе» онлайн - страница 42

Во время ужина капитан Опуич вдруг выпалил как из пушки:

– De figuris sententiarum! Как они там называются?

И начал считать, загибая пальцы левой руки:

– Interogatio, subjectio, anteoccupatio, correctio, dubitatio… Как же дальше?.. Счастье, что на голове у нас все еще растут волосы, а не трава, – обратился капитан к своему ординарцу, – выпей за это, mon cher, бокал токайского и почитай мне «Илиаду».

– Есть, – ответил ординарец и прочел название: – «Илиада».

Есть за морями, возле Трои, горький источник, и воду из него пить нельзя. Сюда на водопой собираются разные звери, но они не пьют, пока не появится единорог. Рог у него волшебный, и когда, опустив голову к источнику, он касается им воды, она становится вкусной. Тогда вместе с ним начинают пить и другие звери. А когда он, утолив жажду, поднимает рог из воды, она делается такой же горькой, как и была. Но если единорог мутит рогом воду, то от его взгляда она делается прозрачной. И в ее глубине как на ладони видно все будущее мира. Много раз приходил к этой воде и ждал единорога вместе со зверями и мой брат Елен Приямужевич…

– А у тебя есть брат? – прервал ординарца сидевший в ванне капитан Опуич.

– Это не у меня брат, mon seigneur. Это брат того, из книги.

– Тогда читай дальше.

– Много раз приходил к этой воде и ждал единорога вместе со зверями и мой брат Елен Приямужевич. Как-то раз, пока все другие пили, он нашел в воде то место, которое стало прозрачным под взглядом единорога. И тогда перед ним, неудачником и трусом, вдруг открылось необозримое и бесчисленное множество бессмыслиц, которые он видел так ясно, что они до краев наполнили его. Он смотрел все дальше и дальше, сквозь дни, которые накатывались подобно волнам, и не умолкая рассказывал нам все, что видел. А видел он свою субботнюю бороду, проросшую раньше времени в воскресенье, так что он не мог ее ухватить и расчесать. Открылась перед ним суша, и будущие растения зашумели у него в ушах, и вкус камня вскипел у него во рту. Пересчитывая солнечные годы, видел он, как переселяется огненное яблоко Евы и Адама в наш город Трою. И видел меня, своего брата Париса Пастиревича Александра, как я, став гораздо старше, чем сейчас, протыкаю пастушьим посохом лежащую на земле шляпу и, переменив носки, иду в Спарту, чтобы пальцем, намоченным в вине, написать любовное признание на столе красивой и чужой женщине по имени Елена. И затем видел, что я краду эту женщину, как овцу, и несу ее в наш город Трою, и после этого Троя принимает огненное яблоко и сгорает до основания…

– С каких это пор тебя зовут Парис Пастиревич? Он был красивым, поэтому Елена и пошла за ним, а ты посмотри на себя: если бы уши не мешали, твой рот расползся бы до затылка.

– Но это не мое имя, mon seigneur. Это имя того, из книги.

– Да ты же только что сказал, что твое. Читай дальше и больше не путай имена!

– Видел еще дальше, еще глубже мой брат Елен Приямужевич сквозь время всякую чушь и чепуху и не мог остановиться, утопая глазами в прозрачной воде и погружаясь во время, когда ни этих глаз, ни этой воды уже не будет. От пальмы он узнал, что стоять больнее всего, однако стоял и стоял у окна своей смерти между своими ушами и видел крестоносцев в Константинополе в 1204 году, видел, как они грузят на венецианские галеры четырех огромных коней, видел перепуганных Палеологов и обутых в грязь славян, которые втыкали копья в главные константинопольские ворота, видел, как рушится империя. Он видел и то, как Рим переселяется в Константинополь, и видел Рим в Москве, и корабль Козьмы Индикоплова, и корабль Колумба у берегов Нового Света, видел турок на подступах к Вене и французов в Венеции, где они снимали с собора Святого Марка четырех константинопольских коней, и снова рушилась империя…