Читать «Страшные сказки» онлайн - страница 71

Василий Тихонов

- Жарко, Митьша, - совсем перешла на шёпот Дуняша и отбросила шубейку на лавку. Тот застыл, не зная, что делать. Перед ним стояла совсем взрослая женщина, вовсе не похожая на привычную Дуняшу. А она повернулась к заиндевевшему окошку, поведя округло плечами, закинула руки за голову и стала разглядывать морозные письмена. Пальцы она запустила под толстую косу, тоже ещё совсем недавно тоненькую и незавидную.

И тут Митьша сделал два неровных шага, приблизился к девушке и обнял её со спины. Дуняша замерла. Пальцы сначала осторожно, потом всё уверенней пробирались к самому краешку проймы на груди - совсем на границе толстого шва и мягкой кожи. Неловко, с дрожью, запускал Митьша свою ладонь всё глубже и глубже, приподнимая тихонько тонкое полотно. Слегка влажная кожа девушки, таившаяся под ней плоть становились всё мягче и податливей. Митьша совсем было взял в руку эту податливую плоть, но тут Дуняша почувствовала, наконец, влажную дрожь. И всё вспомнила. Липкие пальцы, шарившие по всему телу, от которых не было спасения, опалявший холодный воздух, тускло светящиеся глаза в каменке. Она резко развернулась и в упор посмотрела Митьше прямо в лицо. А тот уже осмелел и плотно притянул Дуняшу своими сильными руками. Но она вырвалась, схватила шубейку и кинулась к двери. Вслед смотрели насмешливые глаза, и летели такие же насмешливые слова, ожёгшие сильнее банного воздуха, что бывает только в первый жар, в какой нельзя ходить человеку.

-  Туес-то с квасом не забудь, обещалась ведь!

Домой она почти что бежала. Лицо пылало от стыда и даже студёный воздух не белил его. К Митьше не было ненависти, но чувство сладкой мести билось в груди, и она повторяла и повторяла одни и те же слова бабки Долганихи: "Впивайся, Тоска, въедайся, Тоска, в грудь, в сердце, во весь живот рабу божию Митрию... Впивайся, въедайся... Впивайся... Въедайся..."

В избе она сказалась, что пойдёт вечером на игрище, как и было договорено, и попросила для "Шайки" самый красивый туес деда Василия. Он не отказал - помочь маскаронам было почётно для любой семьи, которая не гнушалась этой старинной забавы. Дуняша налила в туес квасу, чтобы было его не очень много и, выйдя в сени, влила туда припрятанное зелье. Теперь Митьше деваться будет некуда, и сладкая месть стала неотвратимой, как кара небесная, положенная за работу в Ильин день.

Испугалась Дуняша, что неловкое сравнение вызвало страшное воспоминание, и снова закрался в её сердце червь сомнения, пробуженный ещё ночным сказеньком деда Василия. Да и неспроста было случившееся в баньке, и удушливый предполуночный сон. Но ведь кончилось всё счастливо - не достал её банный хозяин; не наказал за девичью глупость. Да и во сне спас кто-то от напасти, прикрыл шёлковой ризой пресвятой Матушки Богородицы. Дуняша была уверена, что риза была её - кому больше заступиться за девушку, как не Деве Марии. Её это крест и святая обязанность - разбирать дела сердечные, жалобы девичьи, предохранять от каверз. А с той, из дединова сказенька, случилось непоправимое из-за скверной наушницы, подтолкнувшей к бездне греха. Не могло такое быть с Дуняшей!