Читать «Чужое оружие» онлайн - страница 16

Владимир Леонидович Кашин

Коваль недовольно поморщился, видя, как разговаривают с пожилой женщиной. Все же слова Литвина подействовали.

— Прибился он к нам на хутор, — медленно заговорила Степанида. — Лет пять назад это было. Не знаю, какая сатанинская сила привела его, говорит, воевал тут, раненый был… Приняла его на постой, тихий такой, все молчком. Теперь-то знаю — оборотень он. А тогда говорил: жена ушла, один как перст на свете, голову приклонить негде. Вот и пожалела. В хозяйстве, думаю, поможет. А тут, смотрю, взялся с моей Марийкой вечерами у речки посиживать. Не любила она на люди показываться, стыдилась хромоты своей. Тихой овечкой росла… Молодых-то у нас откуда взять, кто в районе школу кончил, тот дальше куда подался… Не с кем ей было и перемолвиться.

А этот слуга сатаны все вокруг нее ворожил. О городах, о войне и о всяком другом рассказывал. Думаю, вот тебе тихоня и молчун. Вижу, не сводит овечка моя глаз с Ивана, и впрямь околдовал. И глаза у него, как у волка, светятся. Нет, не с господом богом он к нам пришел. Уже и слухи пошли-побежали. Поначалу-то, когда взяла его на проживание, обо мне сплетни пускали.

Взяла и сказала: «Вот что, мил человек, проси в колхозе помощь, строй себе хату, а от нас уходи. Год прожил как у бога за пазухой. И довольно. У меня дочка на выданье». А он в ответ: «Вот и выдавайте, Степанида Яковлевна, Марусю за меня. Одинокий я. Люблю ее, и она любит». Говорит, а сам весь дрожит, и глаза — как жар.

«Сдурел, — говорю, — совсем ума лишился! Ты же ей в отцы годен! Срам-то какой! Грешный ты, говорю, человек, Иван, очень грешный!» А он как не в себе: отдайте да отдайте. Люблю — и все!

Тут и она, овечка моя, вошла в хату, не иначе — за дверью стояла, и тоже просить: «Отдайте, мама, за Ивана, люблю я его и без него жить не могу…»

Не поняла я, что не Марийка это говорит, а люцифер своего слугу наслал за грехи наши… Вот и взял сатана силу над нами. Сгубил мою Марийку… — Степанида отвела глаза в сторону и замолчала.

Коваль вслушивался и удивлялся, что материнское горе у Степаниды такое покорное, в голосе ее звучали обреченность и даже какое-то удовлетворение, будто со смертью Марии свершилось некое высшее предначертание. Подумал об изуверских обычаях у древних племен, приносивших в жертву божеству детей. И вдруг он понял, что его больше всего удивило в этой хате — отсутствие какого-либо траура, даже черной повязки вокруг головы не было у Степаниды.

Коваль не перебивал Степаниду, зато Литвин со свойственной ему прямотой спросил:

— Ты, Степанида, говоришь так, вроде не жаль тебе дочери.

— Ее господь пожалел. Она теперь не моя, а богова… А то, что Ивану, слуге сатаны, я при жизни Марийку отдала, — это мой грех. Не ухватило сердце козней сатаны, не сошел на меня святой дух, не шепнул, что делать. Сама решила: кто же возьмет хроменькую? А как одной бедовать без мужа — кто знает. Вот и пошла против бога, о мирском, не о вечном порадела…

— А все-таки почему Чепиков стрелял? — спросил Литвин. — Ссорилась твоя Мария с мужем? Дрались они?