Читать «Дочь Галилея» онлайн - страница 10

В сентябре 1581 г. Галилео зачислили в Университет Пизы, где и медицину, и математику изучали на факультете свободных искусств. И хотя он, по настоянию отца, выбрал курсы, соответствующие специализации в области медицины, с момента знакомства с евклидовой геометрией (а это произошло в 1583 г.) юноша явно отдавал предпочтение математике. После четырех лет формального обучения, в 1585 г., Галилео покинул Пизу, так и не завершив курс и не получив официальную степень; ему исполнился тогда двадцать один год.

Галилео вернулся в отцовский дом во Флоренции. Там он с самого начала вел себя как профессиональный математик: разрабатывал доказательства теорем и писал работы по геометрии, читал публичные лекции - в том числе две посвященные конической структуре Дантова ада в Академии Флорентина, а также давал частные уроки. Приблизительно где-то году в 1588-м или 1589-м, когда Винченцо заполонил целую комнату висящими струнами различной длины, разного диаметра сечения и натянутыми с разной нагрузкой, чтобы изучить на практике некоторые принципы гармонии, Галилео присоединился к отцу в качестве помощника. Вероятно, можно с полным правом утверждать, что Галилео, которого принято считать основоположником экспериментальной физики, сумел освоить начатки экспериментального метода и оценить его важность именно благодаря трудам отца.

Поразив своим талантом некоторых признанных математиков, Галилео в 1589 г. получил пост преподавателя в Университете Пизы и снова вернулся в расположенный на берегах Арно родной город. Бурное течение реки задержало прибытие Галилео в кампус, так что он вынужден был пропустить первые шесть лекций и вскоре узнал, что его за это оштрафовали. К концу года университетское начальство вновь задержало его жалованье в наказание за разного рода нарушения, например: за отказ постоянно носить предписанные уставом академические одежды.

Галилео считал официальное докторское облачение претенциозной чепухой и даже высмеял мантию в иронических стихах в триста строк длиной, получивших широкое хождение в университетском городке. В довольно непристойных выражениях он объяснял, что любая одежда откровенно подчеркивает достоинства мужчин и женщин, вызывая одобрение противоположного пола, в то время как профессиональная униформа скрывает истинные прелести под оболочкой общественного положения. А что еще хуже, высокое достоинство профессорской мантии лишает облаченных в нее лиц возможности посещать бордель, делая для них запретными грешные удовольствия, даруемые проститутками, но оставляя их наедине с не менее грешными действиями собственных рук. Более того, мантия мешает при ходьбе, не говоря уж о работе.

Длинное черное одеяние, несомненно, затрудняло восхождение Галилео по винтовой лестнице на восьмой этаж Башни Знаний - особенно если принять во внимание рассказы о том, что он однажды принес с собой на занятия пушечные ядра для демонстрации известного физического закона. При этом вес железа, ложившийся на плечи двадцатипятилетнего профессора, был пустяком по сравнению с тяжестью аристотелевских идей, которыми были заполнены головы его студентов, не готовых к иному восприятию реальности. Не только ученики Галилео в Пизе, но и члены университетских сообществ по всей Европе признавали постулат аристотелевской физики: тела разного веса падают с разной скоростью. Так, пушечное ядро весом в десять фунтов должно падать в десять раз быстрее, чем мушкетная пуля весом в один фунт, и, следовательно, если одновременно отпустить их с некоей высоты, пушечное ядро приземлится в тот момент, когда мушкетная пуля преодолеет лишь десятую часть расстояния. Для большинства философских умов это представлялось осмысленным и совершенным, но Галилео находил такое утверждение нелепым. «Попытайся, если только можешь, - предложил он одному из своих многочисленных оппонентов, - вообразить большой шар, падающий на землю, в то время как маленький шарик летит еще где-то возле вершины»[6].