Читать «Последние дни Российской империи. Том 2» онлайн - страница 161
Петр Николаевич Краснов
— Михайлов, — начал Харченко, — мне совсем не нравится, как вы ведёте занятия во дворе. Скажите по совести, разве это вы видали на войне?
Михайлов молчал, тупо глядя на юное, без усов и бороды, лицо прапорщика и заставляя себя видеть в нём офицера и прямого начальника, а не гимназиста, делающего скандал на улице.
— Нет, вы скажите, Михайлов, — вмешался, визгливо обрываясь на высоких нотах, Кноп, — вы скажите: отдание чести с остановкой во фронт, а? Это в область преданий должно отойти. Это николаевщина! Или ваши манеры при обращении к солдату. Теперь, Михайлов, солдат образованный, в нашем взводе шесть человек с высшим образованием, а вы ругаетесь.
— Оставьте, Борис Матвеевич, — сказал Харченко. — Вы мне скажите, Михайлов, что вы делали на войне?
— Стреляли… Кололи, били прикладом, окапывались.
— Значит, что нужно солдату, чтобы уметь воевать? — мягко спросил Харченко.
— Первее всего солдат должон понимать дисциплину, — мрачно сказал Михайлов.
— Ну, это хорошо. Не это главное, а по отношению к неприятелю, что должен делать солдат?
— Потому как без дисциплины войско становится, как орда, занимается грабежом, бежит от врага, — продолжал говорить Михайлов.
— Все это ладно, но вот вы сказали, что надобно, чтобы окапываться, стрелять, колоть штыком, — вкрадчиво сказал Кноп, — вот этому и надо учить.
— Так точно, — ещё мрачнее проговорил Михайлов.
— Ну вот, ну вот… Сами понимаете. Вот и учить этому окапыванию, стрельбе, колоть, ну, словом, военному искусству, а не шагистике, — торжественно сказал Кноп.
— Ваше благородие, — с мольбою в голосе, обращаясь к Харченко, сказал Михайлов, — ну как же я учить буду окапываться на торцовой мостовой и без лопат, ну как же стрелять или колоть, ежели одна винтовка на весь взвод… Я хочу, чтобы дисциплину, а они даже остричь солдата по форме не дозволяют. Ваше благородие, что же это! Ведь на войну готовим!
Харченко был смущён и молчал.
— Хорошо, хорошо, Михайлов, — сказал он, — я поговорю об этом с командиром батальона.
Он уже и не рад был, что затеял этот разговор, но его подбил на это Кноп.
— Чем теперь заниматься прикажете? — спросил Михайлов.
— А что там по расписанию?
— Гимнастика на снарядах и сокольская.
— Ну вот и займитесь.
— Так что, ваше благородие, снаряды поставить негде.
— Ну, как же, Михайлов… Ну тогда…
— Может быть, дозволите заняться словесностью, уставы подтвердить.
— Ну хорошо… Да…
В двери канцелярии просунулся молодой человек, красивый, бритый, с причёской на пробор и большим клоком волос, выпущенным на лоб, в солдатской собственной хорошо сшитой в сборку суконной рубахе и шароварах, шитых у хорошего портного, и нагло посмотрел на прапорщиков.
— Коржиков, что вам? — спросил Харченко.
— Дозвольте поговорить, — сказал молодой человек.
— Хорошо. Так ступайте, Михайлов. Значит, займитесь словесностью. Пожалуйста, Коржиков.
XIV
После убийства полковника Карпова Коржиков перебежал к австрийцам. За те ценные показания о расположении и настроении русских войск, которые он сделал в австрийском штабе, ему удалось получить свободу и он пробрался в Швейцарию, в Зоммервальд. Он думал, что он там никого не застанет, но, к его удивлению, Коржиков, Бродман и все члены семёрки были на местах. В доме Любовина был организован их боевой штаб. Только что окончилась конференция интернационалистов в Циммервальде, и на ней была принята формула, предложенная Лениным: