Читать «Журнальные и литературные заметки» онлайн - страница 21

Виссарион Григорьевич Белинский

По языку и слогу своему эта выходка г. Ф. Б., особенно после писателя с огородным прозванием и квасника, самоучкою умучившегося грамоте, напоминает слова Чичикова при торге мертвых душ у Манилова: «Я привык ни в чем не отступать от гражданских законов, хотя за это и потерпел на службе, но уж извините: обязанность для меня дело священное – я немею перед законом» («Мертвые души», стр. 62).

Нет! нам дела нет, кто писал книгу, а мы должны отдавать отчет, какова книга, и потому, прочитав с удовольствием записки К. А. Авдеевой, желаем всем любящим Русь насладиться этим чтением. Книга написана легко, рассказ живой, и если Н. А. Полевой мог поправить какую-нибудь кавычку в книге своей сестры, то не мог сообщить ей слога.

Редкое беспристрастие! Оно тем более бросается в глаза, что сочинитель так и подносит его к глазам читателя… А манера выражаться – все-таки чичиковская; но она тем лучше, что г. Ф. Б., браня «Мертвые души», подражает их героям в способе выражаться…

Засим – конец! Вся эта повесть, которую мы рассказали как факт и материал для будущего историка русской литературы, кажется нам, по ее содержанию, забавною и поучительною не меньше «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Это поразительное сходство между истинным событием, сейчас рассказанным нами, и вымышленною повестью может служить тысячью первым доказательством, как глубоко воспроизводит Гоголь в своих созданиях действительную жизнь: чем больше понимаешь ее, тем больше имеешь случаев на каждом шагу припоминать то ту, то эту повесть Гоголя или то это, то другое место из повестей Гоголя. Там два друга, вполне достойные один другого, поссорились, разорвали долголетнюю приязнь – из чего же? – из того, что один не согласился уступить свое ни к чему не годное ружье за большую здоровую свинью… Здесь двое литераторов, соединенных издавна приязнию, ссорятся – из чего же? – из кочерыжек!.. Правда, эта приязнь разрывалась уже не раз, и разрыв всегда был или из ничего, или из правды, сказанной одним из них насчет плохих карт к плохой истории другого; но все-таки приятно, умилительно было видеть для нашего враждующего литературного мира, как они всегда адресовались один к другому с полным уважением, с титулом «почтенного» и «почтеннейшего», называя друг друга или просто по имени и по отчеству, или, в торжественных случаях, даже не только по имени и отчеству, по притом и с присовокуплением фамилии… Как образованные литераторы, они даже и в споре и в ссоре не оставили этих изящных форм светского обхождения; но теперь это уже не искренно… Нам скажут, что в ссоре виноват один и что другой вел себя в ней и твердо и умно, отвечал ловко и остро, и что, следовательно, все смешное остается на стороне только первого. Согласны, вполне согласны; но мы думаем и убеждены, что во всяком случае литературная ссора с приятелем ставит каждого в комическое положение, для избежания которого только одно средство – избегать приязни с сочинителями, с которыми можно завязаться в кочерыжечную перепалку, или уже, уважая себя, терпеть от них все… Впрочем, у всякого свой образ мыслей…