Читать «Чистилище. Книга 2. Тысяча звуков тишины (Sattva)» онлайн - страница 25

Лантаров промолчал, не зная, что сказать – его аргументы исчерпались.

– Я бы, возможно, не проникся такой нерушимой верой, – добавил на всякий случай Шура, – если бы на себе не убедился, что все это действует. Отменно! Безотказно, как часовой механизм! Как самый справедливый закон жизни!

Лантаров не мог не признать, что предложенная система Шуры приносит результаты. Ему становилось легче с каждым днем. Шура как-то сказал ему:

– Однажды, когда я сильно болел, то вычитал такое правило, которое взял за основу. Оно гласит: «Работай усердно, и произойдет очищение. Не нужно привносить свет, он раскроется внутри тебя». И мне это правило помогло выжить.

Лантаров сначала позабыл об этом правиле, но позже, в один из дней, когда они вместе с Шурой выполняли дыхательные упражнения в специальной комнате, его взгляд наткнулся именно на эти слова на одном из плакатов. Ниже стояла краткая подпись: «Свами Шивананда».

6

«Качество жизни, качество жизни… Тьфу… Слова какие-то туманные. Кто скажет, что у меня не было качества жизни?! Да оно было на порядок круче, чем у этого снежного человека! Кому, ну, кому нужно это монашество? Пещерный аскетизм в качестве масла на бутерброд? А за этим аскетизмом скрывается непроглядная дремучесть и тупой отказ от жизни. Разве это его качество и стремление быть вечно молодым могут сравниться хотя бы с одним днем моего качества? Да никогда! Уж лучше прожить год на всю катушку, чем пятьдесят в пещере», – так думал Лантаров, оставшись один в заметенной снегом хижине.

Шура целый час в монотонном темпе, без минуты отдыха, как маленький, живой экскаватор, работал с лопатой, чтобы обеспечить выезд машине – какое-то неотложное дело возникло у него за пределами лесного царства. Краем уха Лантаров слышал, что Евсеевна попросила его приехать. Затем Кирилл долго наблюдал за его работой из окна, не переставая думать о том, что совершенно не понимает этого нелюдима. И, скорее всего, никогда не поймет. А этот Шура, наивный, думает, что поставит его на ноги и обретет ученика или апологета своего невнятного учения. Нет, это какое-то искусство для отмороженных. Для чудаков, которым подходит это заумное и ненатуральное, как говорит Шура, философско-созерцательное отношение к жизни. Все эти древние, крестьянские мысли о натуральном хозяйстве, пчелах, лохматой собаке, деревьях, речке с кристально чистой водой неподалеку и какой-то античной Евсеевной не вызывали у него ни энтузиазма, ни живого интереса, когда об этом заговаривал Шура. Это был другой, неведомый и пугающий пустотой и тишиной, тошнотворный мир. Шура радовался обширному пространству, убеждая, что он хозяин и этого леса, и неба, и звезд, у него же, Лантарова, это пространство вызывало лишь недоверие и страх. Тишина, которую боготворил Шура, выводила его из себя или ввергала в жуткое оцепенение.