Читать «Чистилище. Книга 2. Тысяча звуков тишины (Sattva)» онлайн - страница 163
Валентин Бадрак
– Прости меня, сынок, я перед тобой виновата… – с неимоверным усилием прохрипела она, и Лантаров еле узнал ее страшно изменившийся голос. Она смотрела почти с мольбой.
Лантаров ласково прикоснулся к ее иссохшей, словно обескровленной руке и погладил. Нет, это была не его мать – не та, которую он знал. Куда улетучилась ее красота, ее блеск…
– Я… люблю тебя… – вымолвил он слова, которые не произносил еще ни разу в жизни, и уткнулся мокрым лицом в ее руку.
Вечером она умерла. Лантаров проплакал всю ночь, а наутро двое его провожатых взялись организовывать очень тихую и неприметную панихиду.
Глава седьмая
Урочище Парадиз
1
– Шура, кем и почему придуманы такие мучения? Неужели такое может допустить Бог?! Или их предусматривает тот закон, о которым ты говорил?
На лице Лантарова застыла маска скорби – он чувствовал себе неимоверно уставшим, эмоционально измочаленным.
– Кирилл, Бог всегда молчалив, когда производится расчет за земное. В этом и проявляется его высшая справедливость. Подумай лучше о том, как изменились приоритеты твоей матери с приближением смерти – она стала мудрой, к ней вернулась материнская любовь. Вот высший урок смерти – в этом просветлении. Представляешь, какими бы мы были, если бы смогли держать в фокусе внимания идею неизбежности собственной смерти? Мы, наверное, занимались бы исключительно главными делами.
Шура сидел почти неподвижно, шевелились только его губы. Лантарову он казался сфинксом, научившимся говорить. Лантаров глубоко, судорожно, как в детстве после истерики, вздохнул.
– Просто прошел уже месяц со дня ее смерти, а я все еще не могу успокоиться… Это какой-то кошмар, и, хотя этот ее… друг уже отбыл в Москву, я даже не могу ночевать в той… в ее квартире…
– Это вполне понятно. Ты должен осознать: ее мучения кончились. А сознание не умирает и не исчезает. Этот мир – для живых. Мы все тут будто оставлены для определенной работы – каждый должен завершить нечто свое.
Была уже глубокая ночь, но спать не хотелось. Лантаров жил этот месяц между городом и домом отшельника. Он потерял сон и аппетит и, просыпаясь по ночам, все чаще чувствовал себя потерянным и ненужным. А еще он поражался необъяснимому парадоксу: как раньше его тянуло в столицу, так теперь он, выполнив задачи по развитию бизнеса своего наставника и Евсеевны, спешил окунуться в тишину и незыблемый покой. Тут не слышно было утомительных тамтамов цивилизации. Тут царила первозданная естественность, которую он не мог понять раньше и которую только-только стал постигать. Не умом, а рецепторами своей души.
Они в эту ночь развели костер на улице неподалеку от дома. «Огонь, – говорил Шура убежденно, – обладает тем же целебным свойством, что и вода. Вода смывает тревоги души, огонь их пережигает…» И теперь он сидел у костра неподвижно, скрестив ноги в лотосе, – багряные блики огня, играя, отражались на его скуластом лице. Лишь изредка он с задумчивым видом, слегка наклонив голову набок, шевелил металлическим прутом угли, и тогда искры с коротким треском вздымались ввысь, словно, резвясь, хотели достичь до чистого, бездонного неба.