Читать «Русская литература в 1845 году» онлайн - страница 7

Виссарион Григорьевич Белинский

Любовь! любовь! души моей восторг!В уме моем ты лучшая идея,В познаниях – ты лучшее познанье,В надеждах – нет надежды равной,В мечтах моих – роскошнейшей мечты!

Для двух душ, свидевшихся таким образом в области изгнания – что такое время, что такое расстояние?

Отдайте Вериньку кому угодно, забросьте ее за моря, за непроходимые леса и горы, позвольте мне ползти на коленках по всему свету, искать ее…

Везде есть змей коварного сомненья,

Но змей любви безмерно ядовит…

… Катай, извощик, удуши лошадей; пять, десять, двадцать рублей тебе на водку! Я летел; колеса жгли мостовую; я хотел закружить себя быстротою, упиться самозабвением – напрасно!

Душа моя изъедена мученьем,Как злой разбойник совестью и кровью!За что, за что? за чистоту страстей,За благородство сердца и души!!

Уже все теперь бесило меня: я досадовал, что он осторожно спрятал деньги в бюро, а не скомкал и не бросил их.

Не понимай, не понимай, божественная дева,Моих пустых речей, не понимай!Не слушай слов сердечного напева,Насмешками сожги душевный рай;О, удержи порыв немого гнева,Не понимай меня, не понимай!

Умрем, моя мечта!.. Да и на что нам жизнь?

Ты моя, моя – ты не вырвешься из объятий души моей; я умерщвлю тебя моим последним смертным дыханием.

Душа велела жизнь любить,А жизнь и душу ненавидеть…

Все это очень смешно, смешнее ничего нельзя выдумать; самая злая пародия не могла бы так страшно осмеять этих выписок, как осмеивают они сами себя; но это смешно теперь, а было время – что греха таить! – когда это всех приводило в восторг: явный злак, что все это было нужно и необходимо в свое время и даже имело свою хорошую сторону, принесло свои хорошие результаты. Уже одно то, что, благодаря этим туманным, заоблачным и разудалым фразерствам, мы навсегда как будто застрахованы в будущем от опасности увидеть нашу литературу на такой странной дороге, – одно это уже большая заслуга. Что же касается до романтиков жизни, порожденных и возлелеянных этою романтическою литературою, высокопарною без крыльев, глубокою без основания, таинственною без смысла, разгульною без вдохновения, смелою из бравуры, оригинальною из фанфаронства, тщеславною по ограниченности, странною по духу противоречий, – романтики жизни, как мы сказали выше, не перевелись и теперь; некоторые из них и остались такими, какими были, – их круг состоит или из людей уже слишком пожилых, или из детей; другие, прикинувшись учеными, облекли старые претензии в новые фразы. Твердя беспрестанно, что абстрактное мышление ни к чему не ведет, что достоинство знания поверяется его отношениями к жизни, а важность теории определяется ее приложимостью к практике, – они тем не менее продолжают жить в мечте, с тою только разницею, что сочиняют мечтательные теории не об отвлеченных предметах, а о действительности, которую схватывают в своих определениях так верно, как верно чудодейственная кисть Ефрема писала портреты, изображая Архипа Сидором, а Луку Петром.