Читать «Ночь на рождество Христово. Русская повесть девятнадцатого столетия» онлайн
Виссарион Григорьевич Белинский
Виссарион Григорьевич Белинский
Ночь на рождество Христово. Русская повесть девятнадцатого столетия
НОЧЬ НА РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО. Русская повесть девятнадцатого столетия (??!!). Соч. актера императорских московских театров К. Баранова. Москва. В Унив. тип., ч. I – 226; II – 199; III – 204 (8).
Еще новый роман, и вдобавок роман девятнадцатого столетия! Еще новый романист, новый рыцарь, выезжающий на литературное поприще с белым щитом. Soyez bien venu, beau chevalier!.. Ну, как не скажешь с остроумным Марлинским, что по сочинителей у нас не клич кликать: стоит крякнуть да денежкой брякнуть, так налетит их полторы тьмы с потемками? Каков же этот роман, что приобрела в нем наша литература? спросят нас читатели, еще не успевшие насладиться сим новым произведением. Нетрудно отвечать на вопрос: двух слов было бы слишком достаточно для этого. Но мы хотим сказать кое-что побольше, сколько потому, что появление этого романа, прочитанного нами по обязанности, пробудило в нас с новою силою давно уснувшие мысли и чувствования, столько и потому, что мы часто слышим жалобы читателей на бедность библиографического отделения в «Молве».
Сколько говорили уже, что в литературном отношении наш век есть век романа, ибо-де все пишут романы и все читают романы. Это, однако, по зрелом размышлении, оказывается справедливым только отчасти. Правда: ныне гораздо более пишется романов, чем прежде; но это отнюдь не мешает процветать драме и даже лире. Посмотрите, например, на французскую литературу: Гюго – роман, драма и лира; Дюма – роман и драма; Делавинь – драма и лира; Альфред де Виньи – роман и лира; Ламартин и Барбье – лира, и пр. и пр. Отчего же у нас, за исключением нашего Шекспира-Байрона-Кукольника, всё роман да роман?
Что такое подражание? Гений создает оригинально, самобытно, то есть воспроизводит явления жизни в образах новых, никому не доступных и никем не подозреваемых; талант читает его произведения, упояется, проникается ими, живет в них; эти образы преследуют его, не дают ему покоя, и вот он берется за перо, и вот его творение более или менее делается отголоском творения гения, носит на себе явные следы его влияния, хотя и не лишено собственных красот. Но в сем случае талант не хотел и не думал подражать: он только заплатил невольную дань удивления и восторга гению, он только был увлечен тяготением его силы, как увлекается спутник тяготением планет. Сколько творений, прекрасных и плохих, произвели на свет «Разбойники» Шиллера, между тем как сам великий их творец признавал над собою могущество другого, более великого творца? Сколько поэм родили поэмы Байрона? Подражатели такого рода по большей части бывают вместе и творцами и, в свою очередь, увлекают за собою таланты, которые ниже их. Но есть еще особенного рода подражатели. Эти берут за образец какое-нибудь сочинение, хорошее или дурное, например, хоть какой-нибудь забытый роман, вроде «Бедного Егора», и, не сводя с него глаз, следя за ним шаг за шагом, силятся слепить что-нибудь подобное. Прямые литературные горе-богатыри, бесталанные, не понимающие значение великого слова искусство! Их побуждением иногда бывает несчастная мания к авторству, детское честолюбие: в таком случае они только смешны и жалки; но чаще всего корысть: в таком случае они достойны презрения, ибо унижают искусство, унижают достоинство человека. На имея ни чувства, ни ума, ни познаний, ни образованности, ни воображения, ни таланта, они доказывают в своем романе, что должно любить ближнего, уповать на бога и быть благочестивым, что воровство, пьянство, лихоимство, невежество не похвальны – это для нравственности; выводят, сколько возможно в смешном и преувеличенном виде, сутягу-подьячего, вора-управителя, пьяницу-квартального, дурака-помещика – это для сатиры; намарают грязною мазилкою своей дубовой фантазии несколько лубочных картинок мещанского, купеческого, дворянского быта – это для нравоописания; ввернут в свое творение несколько мужицких слов, лакейских поговорок, мещанских острот – это для народности… и вот вам нравственно-сатирический и народный роман девятнадцатого века!.. Чего ж вам больше? Вы говорите, что эти лица – образы без лиц? Неправда: их характеры написаны у них на лбу: Зарезины, Вороватины, Ножовы, Обдуваловы, Живодеровы, Скупаловы, Пьянюгины, Правдолюбины, Кривдины, Влюблинские, Добродеевы, Светинские, Бурлиловы: не правда ли, что все очень ясно?