Читать «Сочинения Александра Пушкина. Статья вторая» онлайн - страница 57

Виссарион Григорьевич Белинский

Много было расточено похвал переводу отрывка из поэмы Томаса Мура «Див и Пери»; но перевод этот далеко ниже похвал: он тяжел и прозаичен, и только местами проблескивает в нем поэзия. Впрочем, может быть, причиною этого и сам оригинал, как не совсем естественная подделка под восточный романтизм. Несравненно выше, по достоинству перевода, почти никем не замеченная поэма «Суд в подземельи». Мрачное содержание этой поэмы взято из мрачной жизни невежественных и дико фанатических средних веков. Молодую монахиню, увлеченную страстию сердца, осуждают быть заживо схороненною в подземном склепе…

Три совершителя судаСидели рядом за столом;Пред ними разложен на немУстав Бенедиктинцев был;И, чуть во мгле сияя, лилМерцанье бледное ночникНа их со мглой слиянный лик.Товарищ двум другим судьям,Игуменья из Витби тамЯвлялась, и была сперваЕе открыта голова;Но скоро скорбь втеснилась ейВо грудь, и слезы из очейНевольно жалость извлекла,И покрывалом облекла,Тогда лицо свое она.С ней рядом, как мертвец, бледна,С суровой строгостью в чертах,Обретшая в посте, в мольбахБесстрастье хладное одно(В душе святошеством давноПрямую святость уморя) —Тильмутского монастыряПриорша гордая была;И ряса, черная, как мгла,Лежала на ее плечах;И жизни не было в очах,Черневших мутно без лучейИз-под седых её бровей.Аббат Кутбертовой святойОбители, монах седой,Иссохнувший полумертвецИ уж с давнишних пор слепец.Меж ними сгорбившись сидел;Потухший взор его гляделВперед, ничем не привлечен,И грозной думой омрачен,Ужасен бледный был старик,Как каменный надгробный лик.Во храме зримый в час ночной,Немого праха страж немой.Пред ними жертва их стоит;На голове ее лежитЛицо скрывающий покров;Видна на белой рясе кровь;И на столе положеныСвидетели ее вины:Лампада, четки и кинжал.По знаку данному, сорвалМонах с лица ее покров,И кудри черных волосовУпали тучей по плечам.Приорши строгия очамБыл узницы противен вид;С насмешкой злобною глядитВ лицо преступницы она,И казнь ее уж решена.. . . . . .. . . . . .Перед судилищем онаСтоит, почти умерщвленаТерзаньем близкого конца;И бледность мертвая лицаБыла видней, была страшнейОт черноты ее кудрей,Двойною пышною волнойОбливших лик ее младой.Оцепенев, стоит она;Глава на грудь наклонена;И если б мутный луч в глазах,И содрогание в грудяхНе изменяли ей порой,За лик бездушный, восковойМогла б быть принята она:Так бездыханна, так бледна,С таким безжизненным лицом,Таким безгласным мертвецомОна ждала судьбы своейОт непрощающих судей.И казни страх ей весь открыт:В стене, как темный гроб, прорытГлубокий, низкий, тесный вход;Тому, кто раз в тот гроб войдет,Назад не выйти никогда:Коренья, в черепке вода,Краюшка хлеба с ночникомУже готовы в гробе том;И с дымным факелом в руках,На заступ опершись, монах,Палач подземный, перед ним.Безгласен, мрачен, недвижим,С покровом на лице стоит;И грудой на полу лежитГробокопательный снаряд:Кирпич, кирка, известка, млат.Слепой игумен с места всталИ руку тощую поднял,И узницу благословил…И в землю факел свой вонзил,И к жертве подошел монах;И уж она в его рукахТрепещет, борется, кричит,И, сладив с ней, уже тащит,Бесчувственный на крик и плач,Ее живую в гроб палач…Сто ступеней наверх вели;Из тайника судьи пошли,И вид их был свирепо-дик:И глухо жалкий, томный крикИз глубины их провожал;И страх шаги их ускорял;И глуше становился стон,И наконец умолкнул он;И скоро вольный воздух имСвоим дыханием живымСтесненны груди оживил.Уж час ночного бденья был,И в храме пели. И во храмОни пошли; но им и тамСквозь набожный поющих ликВсе слышался подземный крик.Когда ж во храме хор отпел,Ударить в колокол велелАббат душе на упокой…Протяжный глас в тиши ночнойРаздался; из глубокой мглыЕму Нортумбрии скалыОткликнулись; услыша звон,В Брамбурге селянин сквозь сонС подушки голову поднял,Молиться об умершем стал,Не домолился и заснул;Им возбужденный, помянулУсопшего святой чернец,Варквортской пустыни жилец;В Шевьотскую залегший сень,Вскочил испуганный олень,По ветру ноздри распустилИ чутко ухом шевелил,И поглядел по сторонам,И снова лег… и снова тамВсе, что смутил минутный звон,В глубокий погрузилось сон.