Читать «Сочинения Александра Пушкина. Статья вторая» онлайн - страница 53

Великодушная похвала Гектору, вложенная Шиллером в уста Диомеда, есть истинный образец высокого (du sublime) в чувствовании и выражении:

Смерть велит умолкнуть злобе(Диомед провозгласил):Слава Гектору во гробе!Он краса Пергама был;Он за край, где жили деды,Веледушно пролил кровь,Победившим – честь победы!Охранявшему – любовь!Кто на суд явясь кровавый,Славно пал за отчий дом, —Тот, почтенный и врагом,Будет жить в преданьях славы.

Но что может сравниться с этой трогательною, этой умиляющею душу картиною убеленного жизнию Нестора, с словами кроткого утешения подающего кубок страждущей Гекубе! Здесь в резкой характеристической черте схвачена вся гуманность греческого народа:

Нестор, жизнью убеленный.Нацедил вина фиалИ Гекубе сокрушеннойДружелюбно выпить дал, —Пей страданий утоленье.Добрый Вакхов дар вино:И веселость и забвеньеПроливает в нас оно.Пей, страдалица! печалиУтоляются вином:Боги жалостные в немПодкрепленье сердцу дали.Вспомни матерь Ниобею:Что изведала она!Сколь ужасная над неюКазнь была совершена! —Но и с нею, безотрадной,Добрый Вакх недаром был:Он струею винограднойВмиг тоску в ней усыпил.Если грудь вином согретаИ в устах вино кипит —Скорби наши быстро мчитИх смывающая Лета.

Эта высокая оратория заключается мрачным финалом: пророчество Кассандры намекает на переменчивость участи всего подлунного и на горе, ожидающее самих победителей Трои:

И вперила взор Кассандра.Вняв шепнувшим ей богам,На пустынный брег Скамандрг,На дымящийся Пергам.Все великое земноеРазлетается как дым:Ныне жребий выпал Трое,Завтра выпадет другим.

Но с греческим миросозерцанием несообразно оканчивать высокую песнь раздирающим душу диссонансом: богатая и полная жизнь сынов Эллады в самой себе, даже в собственных диссонансах, находила выход в гармонию и примирение с жизнию, – и потому пьеса Шиллера достойно заключается утешительным обращением от смерти к жизни, словно музыкальным аккордом:

Смертный, силе, нас гнетущей,Покоряйся и терпи!Спящий в гробе, мирно спи!Жизнью пользуйся, живущий!

Таков был греческий романтизм: на гробах и могилах загоралась для него вечная заря жизни; несчастия и гибель индивидуального не скрывали от его глубокого и широкого взгляда торжественного хода и блаженствующей полноты общего; на веселых пиршествах ставил он урны с пеплом почивших, статуи смерти, и, глядя на них, восклицал:

Спящий в гробе, мирно спи!Жизнью пользуйся, живущий!

Смерть для грека являлась не мрачным, отвратительным остовом, но прекрасным, тихим, успокоительным гением сна, кротко и любовно смежавшим навеки утомленные страданием и блаженством жизни очи…

Перевод Жуковского «Торжества победителей» есть образец превосходных переводов, – так что если, при тщательном сравнении, иные места окажутся не вполне верно или не вполне сильно переданными, – зато еще более найдется мест, которые в переводе сильнее и лучше выражены. Так, например, у Шиллера сказано просто: «И в дикое празднество радующихся примешивали они (пленные жены и девы троянские) плачевное пение, оплакивая собственные страдания и падение царства». У Жуковского это выражено так: