Читать «О критике и литературных мнениях «Московского наблюдателя»» онлайн - страница 7

Он начинает кратким изложением хода событий эпохи, из которой почерпнуто содержание драмы г. Кукольника, и мимоходом изъявляет сожаление, что Карамзин не мог окончить этой картины.

Как часто, дочитывая последнюю страницу XII тома, которая так чудно рисует русский хаос междуцарствия, при последних словах «Орешек не сдавался», вместе с картиною эпохи я воображал картину самого историка. Представьте себе его в двадцатипятилетних креслах (?), свидетелях его труда неутомимого; один (??), чуждый помощи (???), сильной рукой приподымает он тяжелую завесу минувшего, сшитую из ветхих хартий, и устремляет на великую эпоху России глубокомысленные очи, а другою рукою пишет с нее живую картину, возвращая минувшее настоящему… и внезапно хладная коса смертная касается неутомимой руки писателя на самом широком ее разбеге… перо выпало из перстов, вслед за тем свинцовая завеса закрыла от нас историю России – свинцовая, потому что, после могучей руки Карамзина, никто еще до сих пор не осмелился достойно (?) поднять ее, хотя и были некоторые усилия… Славные кресла Карамзина до сих пор еще праздны, к стыду нашей литературы!

Не правда ли, что эти строки очень странны? Мы не хотим упрекать г. Шевырева в излишнем пристрастии к Карамзину: после того, как нас призывали молиться на могиле незабвенного мужа и шептать его святое имя, нас трудно удивить чем-нибудь в этом отношении. Конечно, г. Шевырев как по своим летам, так и по своему образованию не должен был бы принадлежать к литературным староверам; но это другой вопрос, который сам собою решится подробным рассмотрением всех критических и литературных мнений г. Шевырева… Покуда нас удивляет только неловкость комплимента, сделанного г. Шевыревым памяти Карамзина. Хвалить вообще не так легко, как думают; тут надо большое уменье, чтоб иные насмешники не сказали:

Не поздоровится от этаких похвал!

Во-первых: что за двадцатипятилетние кресла? Разве они принадлежат к преданиям нашей литературы, разве о них все знают? Разве это точно факт, что Карамзин двадцать пять лет сидел в одних креслах? Если же это просто риторическая фигура, то довольно забавная… – «Один» — да разве историю пишут вдвоем? «Чуждый помощи» — это не правда: Карамзину помогали труды многих изыскателей. «Сильной рукою приподымает он тяжелую завесу минувшего, сшитую из ветхих хартий, и устремляет на великую эпоху России глубокомысленные очи, а другою рукою пишет с нее живую картину»… Помилуйте: да зачем же он подымал эту завесу! Что он за нею видел? Ведь эта завеса была сшита из летописей, так, стало быть, он на ней, а не за ней должен был видеть минувшее? И притом что за странная фантазия представить Карамзина в таком неловком и принужденном положении: одной рукой держится за тяжелый занавес, а другою пишет! Пускай эти руки были могучие, а все трудно… Воля ваша, а здесь не выдержана метафора, и потому страждет здравый смысл. Да, впрочем, излишне пылкое воображение всегда было врагом здравого смысла… Что же такое значит «осмелиться достойно поднять руку» для написания истории – этого мы решительно не понимаем.