Читать «Картинки Волыни» онлайн - страница 5
Николай Георгиевич Гарин-Михайловский
– В чём дело?
– Просят, чтоб станцию не делать на ихнем выгоне, бо мало земли у них, скотину стеснит.
Я иду к крестьянам и успокаиваю их. Благодарят, отходят и опять о чём-то советуются. Опять подзывают хозяйку.
Хозяйка нерешительно идёт ко мне.
– Кажут, як постановите станцию на панской земле, то они вас чем благодарить станут.
Проще – предлагают взятку.
Когда я объясняю им, чтоб и без взятки были спокойны, хозяйка говорит:
– Вот вы хохлы, так хохлами и помрёте… Вам что инженер, что пристав, або кто там, то всё едно… Ну, идыть, идыть…
Хохлы чешутся, поглядывают друг на друга, – они не недовольны; отошли и угрюмо смотрят в мою сторону. Несколько баб насторожились, стоят боком, слушают с поджатыми губами и с руками, спрятанными под передники.
– А тот другой зачем приходил? – спрашиваю я.
– Э! – хозяйка пренебрежительно машет рукой, – вон просит написать ему прошение, бо як вин шеншевик, то опоздав и с другими не поспев.
– Это всё равно, – говорю я, – выйдет тем решение и с ним будет так же поступлено.
Одна из баб подобралась и слушает.
– А яке решение буде, ваше благородие чи кто вы?
– Не знаю. Может быть предложат переселиться в Сибирь.
– А за якую провинность? – спрашивает баба раздражённо, – не убыли никого, шкоды ни якой не зробылы, да за що ж в Сибирь?
Я объясняю.
– Кто виноват, тот пусть и иде, – упрямо отвечает мне на мои объяснения баба, – кому надо може… отакички…
Баба презрительно машет рукой и отходит от меня, как от человека, с которым о серьёзных вещах и говорить-то неприлично.
Я смущён, а хохлы довольны и, вероятно, острят, как баба отбрила меня. Кивают головами одобрительно, сплёвывают и, наконец, расходятся.
Я остаюсь один и сажусь за обед. Под навес входит старуха с мальчиком лет двенадцати-тринадцати. Она садится и в упор смотрит на меня.
– С города? – подсаживается к ней хозяйка.
– Та с города.
Баба усиленно вздыхает. Вздох посылается, очевидно, мне; но я ем и делаю физиономию человека, который занят одним своим делом. Хозяйка уходит, входит хозяин.
– Отказалы… – односложно объявляет и ему старуха.
Еврей качает головой.
– От она и правда, – продолжает старуха, – а волость и суд… а тый проклятый писарь всё дило обернув, як тильки ему надо было… Нема правды!
– Это уж пропащее дело, если в волости правды не будет, – говорит уклончиво еврей.
– Та нема же.
Еврей качает головой и скрывается, старуха внимательно в упор продолжает смотреть на меня. Внимательно следит за каждым движением и вообще изучает. Затем встаёт и скрывается в корчме. Я слышу энергичный протест хозяйки и из нескольких долетевших слов соображаю, что старуха решила искать во мне защиты.
Еврейка доказывает, что я не причастен всей этой истории и всякая просьба с её стороны бесполезна. Старуха разбито возвращается назад и устало, уже настоящей старухой, опускается на своё место. Она всё продолжает так же внимательно следить за мной, за каждым моим куском, но уже унылым, безнадёжным взглядом. Я встречаюсь с ней глазами и мне делается жаль старуху.
– Устала, бабушка?
– Ваше высокоблагородие! – быстро, стремительно вскочила старуха и в одно мгновение очутилась подле меня. Она ловила мою руку, чтобы приложиться к ней и говорила, охваченная надеждой: