Читать «Девять с половиной недель» онлайн - страница 62

Элизабет Макнилл

«За гранью» – называется порнофильм, который идет на углу Бродвея и 44‑й. За гранью, какой чудесный звук, он обещал, что мы сходим посмотреть. «Мы постоянно будем ходить в кино, – сказал он, – надо только пережить это, этот этап, на котором мы находимся». Он прав. Такой этап надо попробовать пережить. В глазах туман, в голове пьяный туман, а я несусь по узкому, извилистому краю обрыва, как будто это ровное пустынное шоссе, не замечая тумана и предупреждающих знаков. Он ведет меня, поддерживает меня, шаг за шагом, осторожно – совершенно трезв – и грань преодолена, потом еще одна, грани остаются на обочине. Я в открытом море. Через три дня я преступила свои принципы. Через два месяца я потеряла контроль над собой. Я давно перестала подсчитывать, сколько раз я кончила, сколько раз я говорила «прошу, не надо, ах, не надо». Я прошу каждую ночь, я рада просить. «Просишь чего», – шепчет он, и я снова кончаю, мой голос звучит издалека, это уже не мой голос. Каждую ночь мольбы, скрежет в горле, пустота в животе, липкие бедра, никакого контроля.

Слушай, Пресвятая Дева Мария, я теперь, как ты; мне уже не требуется контроль, он все сделает, он будет делать это, пока не убьет меня. Не сможет, не станет меня убивать, мы оба слишком для этого эгоисты. Так много способов заходить все дальше и дальше, вся жизнь впереди. Толстые рубцы и приглушенные крики – в первый раз. Мы вместе всего девять недель, и ушли далеко вперед от приглушенных криков. Есть бесчисленное множество вещей, которые способны сделать люди, их не обязательно убивать. Первая струйка крови – остальным несть числа. И на всякий случай: если все-таки убьешь меня, то тебе придется искать другую, а где еще найдется такая, как я?

В ту ночь его простыня была испачкана струйкой крови. Он коснулся ее пальцем, попробовал на язык и размазал последние капли по моему рту, наблюдая, как запекается кровь на моих губах, и перебирая мокрые от пота волосы у меня на лбу. «Тебе это и правда необходимо, – сказал он. – Ты одержима этим так же, как я. Иногда посреди дня я возбуждаюсь и долго не могу успокоиться, представляя, как далеко мы можем зайти». Он медленно сколупнул большим пальцем запекшуюся на моей губе корочку. «А иногда мне страшно… – Он засмеялся. – Слушай, там после ужина остался пирог. Давай доедим его и пойдем спать, ты становишься невыносимой с утра, если не выспишься».

Утром после завтрака я чистила зубы и начала плакать. Он позвал: «Ты готова? – и потом: – Пойдем, милая, уже без двадцати». Несколько минут спустя он зашел в ванную, поставил кейс на унитаз, забрал у меня щетку и, вытирая слезы с моих щек, сказал: «У тебя на 9:30 назначена встреча, ты забыла?» и «Что, черт возьми, такое?» Он поцеловал меня в обе щеки, надел сумку мне на плечо, поднял свой кейс и взял меня за руку. Он закрывал дверь ключом, а я плакала, мы шли к метро, и я плакала, и он произнес: «У тебя есть с собой солнечные очки?» Он достал их сам из кармана моей сумки и нацепил их мне на нос, не справившись с одной из дужек, потому что никак не мог отыскать мое правое ухо.