Читать «Власов как «монумент предательству»» онлайн - страница 133

Батальонный комиссар представился нам как Мелетий Александрович Зыков. Он сказал, что только несколько дней тому назад попал в плен на Ростовском направлении и прибыл сегодня в Берлин на самолёте. Ни в каких лагерях военнопленных он не был. Привезли его в Берлин по распоряжению Геббельса, и завтра он должен быть у него. Зачем его вызвал Геббельс — он не знает.

О своём прошлом 3. тогда рассказал очень немного. Упомянул, что работал в редакции газеты «Известия», в 1937 г. был арестован и сослан. В 1941 г. реабилитирован, восстановлен в партии, аттестован на звание батальонного комиссара и назначен заместителем военного комиссара стрелковой дивизии, в качестве какового и попал в плен…

На другой день майор А. рассказал мне про уход 3. Рано утром, когда мы ещё спали, пришёл немецкий фельдфебель и, подойдя к койке 3., начал его будить. Тот спросонок вскочил и на своём ломанном немецком языке стал объяснять фельдфебелю, что он не пленный, а перебежчик и имеет соответствующий «аусвайс». Через минуту, придя в себя, 3. оделся и спокойно прошёл через комнату майора А. вслед за фельдфебелем. Больше мы 3….не видели».

Поздняков рьяно держится за «батальонного комиссара». Когда М. Китаев в мемуарах указывает, что Зыков попал в армию в качестве старшего политрука. С этими знаками различия его видели многие русские офицеры в интернациональном лагере на Шлиффенуфер, где он провёл один или два дня.

Поздняков, издававший мемуары уже покойного к тому времени Китаева, поправляет в комментариях:

«В лагере на Шлиффенуфер М. Зыков носил знаки различия батальонного комиссара, а не старшего политрука».

Сегодня, однако, мне на глаза попалась «Объяснительная записка о пребывании в плену немецко-фашистской армии батальонного комиссара Чугунова Якова Абрамовича» от 29.07.1943. Попавший в плен со второй ударной армией Чугунов летом 1943-го перебежал к партизанам.

В записке, между прочим, говорится вот что:

«16.7. я был доставлен в Берлин в гестапо. При обыске в комендатуре у меня обнаружили орденскую книжку, за что после избиения посадили в одиночную камеру. Через месяц в мою камеру привели ст. политрука Зыкова Милетия Александровича, который, по его словам, якобы сдался в плен сам. Зыков рассказал мне своё прошлое, что он как будто шурин Бубнова и в одно время работал замредактора газеты «Известия», а затем якобы 5 лет находился в ссылке как оппозиционер. Последнее время он будто бы работал директором одной из текстильных фабрик и в марте 1942 г. был призван на фронт… Этот Зыков стал предлагать мне работать в газете для военнопленных, которую, по его словам, ему должны были на днях поручить редактировать.

Когда я отказался сотрудничать в газете и изменять своей родине, Зыков пытался запугать меня будущим, стремился доказать, что он мне делает услугу и т.д. Через два дня я снова остался один».

Оставим за скобками содержание разговора… но обратим внимание на дату. Середина августа это никак не начало сентября, о котором рассказывает Поздняков. А ведь в его версии Зыков только прилетел в Берлин. Мог Чугунов напутать с датой, сознательно или случайно? Теоретически да.