Читать «Иисус. Тайна рождения Сына Человеческого (сборник)» онлайн - страница 29

Джекоб Коннер

Историческая религия

Из многих семитических народностей только одна сохранилась как национальная единица, а именно одна из самых немногочисленных и политически бессильных; этот маленький народец пережил все бури и невзгоды и в настоящее время представляет унику среди людей; без отечества, без главы, рассеянный по свету, занесенный в ряды различных национальностей и все-таки единодушный и сознающий свое единство. Это чудо сотворено одной книгой – Торой (со всем, что прибавлялось в дополнение к ней с течением времени и до наших дней). Эта книга должна быть рассматриваема как выражение вполне своеобразной народной души, которой в критический момент был указан этот определенный путь некоторыми выдающимися, сознающими свою цель людьми. Здесь я хочу только указать на то, что Ветхий Завет есть чисто историческое сочинение. Если оставить в стороне некоторые позднейшие и в основе несущественные добавления, как, например, «Притчи Соломоновы», каждая фраза в этих книгах – историческая; также и все законодательство, в них содержимое, обосновано исторически или, по крайней мере, в виде летописи связано с описываемыми событиями: Господь говорил с Моисеем, жертва Ааронова была сожжена Богом, сыновья Аарона были убиты во время дарования законов и т. д. А когда требуется что-нибудь измыслить, то пишущий или приплетает романический рассказ, как в книге Иова, или пускается в смелую подделку истории, как в книге «Есфирь». Этим преобладанием летописного элемента Библия и отличается от всех других известных священных книг. То, что в ней содержится религиозного, является составной частью какого-нибудь исторического рассказа, а не наоборот; ее нравственные законы не вырастают с внутренней необходимостью из глубины человеческого сердца, а суть законы, изданные при определенных условиях в известные дни и каждую минуту могут быть отменены. Бросим взгляд для сравнения на арийских индийцев; у них часто вырываются вопросы о происхождении мира: «отчего?» и «куда?»; однако это не существенная составная часть их душевного порыва к Богу; эти вопросы о причинах не имеют ничего общего с их религией, и, вместо того чтобы придавать им большой вес, певцы гимнов восклицают почти иронически:

Кто слышал, откуда вышло мироздание?Кто на него взирает с высоты небес?Кто создал мир или его не создал?Не знаем! может быть, не знает тоже он?

Точно такое же воззрение выражал Гёте, которого иногда называют «великим язычником», хотя справедливее было бы назвать его великим арийцем: «Живой вопрос о причинах весьма вреден». В этом же роде говорит современный немецкий естествоиспытатель Адольф Бастиан: «В бесконечном нельзя искать нового конца, то есть начала. Как бы далеко мы ни отодвинули возникновение вселенной, все же вопрос о самом первом, о начале начал остается открытым». Совсем иначе чувствовал еврей. Он знал о сотворении мира в точности всю подноготную, вроде того, как в наше время знают дикие индейцы Южной Америки или австралийские негры. Но у него это не было, как у дикарей, следствием недостаточного просвещения, и глубоко проникающий в душу меланхолический вопросительный знак арийского пастуха никогда не мог занимать места в его литературе – ему это запрещала властная воля; эта самая воля при помощи фанатического догматизма тотчас же отвергала всякий скептицизм, который не мог не проявляться у такого высокоодаренного народа (см. книгу «Екклесиаста», или «Проповедника»): «Кто хочет вполне владеть сегодняшним днем, тот должен овладеть и вчерашним днем, вырастившим сегодняшний». Материализм рушится, как только становится непоследовательным; этому научил еврея непогрешимый инстинкт; и подобно тому, как наши современные материалисты знают, как от движения атомов происходит, рождается и действует мысль, так и еврей знал, как Бог сотворил мир, как Он создал человека из комка глины. Но этого еще мало: еврей взял мифологии, с которыми познакомился в своих странствиях, совлек с них по возможности все мифическое и приноровил их к конкретным историческим событиям. Далее следует верх искусства: из скудного материала, общего всем семитам, еврей построил целую мировую историю и сейчас же самого себя поставил в центре ее; начиная с того момента, как Иегова заключил сделку с Авраамом, судьба Израиля составляет всемирную историю – да, историю всего космоса, единственное, о чем заботится Творец мира. Круг сужается как будто все более и более; наконец остается только центр – «я»; воля победила. Конечно, сделалось это не в один день, а постепенно; настоящее еврейство, то есть Ветхий Завет в его теперешнем виде, окончательно сформировалось и упрочилось лишь по возвращении из плена Вавилонского. И вот тогда-то стали сознательно применять и разрабатывать то, что раньше совершилось с бессознательной гениальностью – установление связи между прошлым, будущим и настоящим таким образом, чтобы каждый отдельный момент образовал отправной пункт на прямом, как стрела, пути, по которому должен был шествовать еврейский народ и с которого он отныне не мог уже уклониться ни вправо, ни влево. В прошлом чудеса Божий в пользу евреев, а в будущем ожидание Мессии и владычество над миром – вот два дополняющих друг друга элемента этого воззрения на историю. Проходящий момент получил своеобразное живое значение благодаря тому, что на него смотрели как на выросший из прошлого в виде награды или наказания, и считали его в точности предсказанным в пророчествах. Вследствие этого и будущее получило неслыханную реальность: казалось, его можно осязать руками. Когда бесчисленные обещания и предсказания не сбывались, то это всегда легко было объяснить; воля неблагоразумна, она не выпускает того, что у нее в руках, хотя бы это был призрак; чем меньше до сих пор исполнилось, тем богаче представлялось будущее; и так многое имеется записанным черным на белом (а именно в легенде об исходе), что не могло явиться никаких сомнений. То, что называют верою евреев в букву закона, совсем иная вещь, чем догматическая вера христиан; это не вера в отвлеченные, непостижимые уму тайны или в разные мифические представления, а наоборот, в нечто вполне конкретное, историческое. Отношение евреев к их Богу с самого начала было политическим.