Читать «Расмус-бродяга» онлайн - страница 2

Да, конечно, он может это только прошептать тихонечко, про себя. Такое не бросишь ей в лицо. У фрёкен Хёк строгие глаза, рот у неё тоже строгий, губы всегда крепко сжаты, а на лбу иногда появляется строгая морщинка. Гуннар уверяет, что у неё даже нос строгий. Но Расмус с ним не согласен, он считает, что нос у фрёкен Хёк очень даже красивый!

Хотя сейчас, когда он висел на дереве и не чувствовал онемевших рук, он не помнил, что в ней было красивого. А Гуннар, робко семенивший возле корзины с дровами под строгим взглядом фрёкен Хёк, не смел поднять глаз и не мог видеть, строгий у неё нос или нет. Ему был виден лишь кусок её жестко накрахмаленного передника.

– Тебе известно, где Расмус? – нетерпеливо повторила фрёкен Хёк, не услышав ответа на свой первый вопрос.

– Я только что видел его возле курятника, – сказал Гуннар.

И это была чистая правда. Полчаса назад Гуннар и Расмус искали яйца в зарослях крапивы, где иногда неслись глупые куры. Так что Гуннар не соврал. Но где он сейчас, Гуннар предпочёл не говорить.

– Если увидишь его, передай, что я велела ему нарвать корзину крапивы, – сказала фрёкен Хёк и резко повернулась на каблуках.

– Хорошо, фрёкен Хёк, – ответил Гуннар.

– Слыхал, что она сказала? – спросил он, когда Расмус слез с липы. – Тебе велено нарвать корзину крапивы.

«Хорошо, кабы крапивы тоже не было», – подумал Расмус.

Всё долгое лето нужно было рвать крапиву для кур, им каждый день варили крапивную кашу.

– Неужто эти дурацкие птицы не могут сами клевать крапиву, которая растёт у них под носом?

– Нет, ни за что на свете! – ответил Гуннар. – Их нужно угощать. Пожалуйте! Кушать подано!

Он низко поклонился курице, которая неспешно шла, кудахтая, мимо.

Расмус никак не мог решить, нужны ли курицы на свете или нет, но под конец решил, что всё-таки нужны. Иначе приютские не получат по воскресному яйцу. А без воскресного яйца не узнаешь, что наступило воскресенье. Нет, пусть уж куры будут. Поэтому хочешь не хочешь, а надо идти рвать крапиву.

Расмус был не ленивее остальных девятилетних ребятишек. Просто он испытывал понятную для его возраста нелюбовь ко всему, что мешало ему лазить по деревьям, купаться в речке или играть в разбойников с мальчишками, прячась за картофельным погребом, и подкарауливать девчонок, которые ходят в погреб за картошкой. Он считал, что это самое подходящее занятие в летние каникулы. Фрёкен Хёк никак не могла с этим согласиться, и это тоже было вполне объяснимо. Вестерхагский приют жил не только за счёт городка, но и за счёт того, что торговал яйцами и овощами. Дети были дешёвой рабочей силой, и фрёкен Хёк вовсе не считала, что мучит их, хотя для Расмуса было сущим наказанием окучивать картошку целыми днями. Фрёкен Хёк понимала, что ему, как и всем сиротам, живущим в приюте, в тринадцать лет придётся самому зарабатывать на жизнь и поэтому надо вовремя научиться работать. Правда, она не могла понять, как важно даже приютским детям иметь возможность поиграть. Но этого от неё, верно, и нельзя было требовать, по натуре она никогда не была особенно «игривой».