Читать «Впереди — Днепр!» онлайн - страница 40

— Товарищ капитан, — по-военному, четко приложив руку к ушанке, заговорила она низким грудным голосом. — Санинструктор Степовых и санитарка Федько прибыли в ваше распоряжение.

— Очень хорошо. Здравствуйте! — все еще не оправясь от неожиданности, сказал Бондарь и, не зная, что делать дальше, спросил:

— А где же санитарка?

— Вот она! — отступая в сторону, ответила Степовых, и Бондарь увидел хрупкую, невысокую девушку лет восемнадцати с бледным, словно испуганным лицом и настороженными васильковыми глазами.

«Сама-то Степовых любого раненого вытащит, а эта Федько, она-то как же?» — подумал Бондарь и совсем не по-командирски предложил:

— Садитесь, пожалуйста.

— Спасибо, — с достоинством ответила Степовых. — Садись, Валя.

«Фу, черт, что же с ними делать? — лихорадочно думал Бондарь (он никогда еще не имел в своем подчинении женщин). — О чем же с ними говорить-то? Не про луну же, не про цветочки!»

— Ух и умаялись мы, пока добирались, — вытирая лицо белоснежным платочком, сказала Степовых. — И на машинах, и на подводах, и пешком. А грязища кругом — не пролезешь.

— А вы издалека? — радуясь, что санинструктор выручила его из затруднения, спросил Бондарь.

— Аж с самого батюшки Урала, из города Свердловска. Целый эшелон нас, медработников, привезли. До Курска-то хорошо, поездом, в теплушках, как дома. А вот из Курска кто как знает по своим по частям добирались.

Санинструктор смолкла, и Бондарь, опять не зная, о чем говорить, смущенно опустил глаза и, может быть, долго просидел бы так, но инстинктивно всплыл нужный вопрос.

— Простите, — сказал он точно так, как говорят не командиры с подчиненными, а обыкновенные мужчины при знакомстве с женщиной, — а как ваше имя и отчество?

— Я Марфа, Марфа Петровна, а она Валя, Валентина Матвеевна.

— Ну что ж, Марфа Петровна, — солидным тоном, сам не понимая, откуда взялся этот тон, сказал Бондарь. — Вам с дороги отдохнуть нужно. Идите в соседний дом справа, располагайтесь там и отдыхайте.

— Есть идти в соседний дом справа, располагаться и отдыхать, — удивляя Бондаря, по-военному отчеканила Марфа.

— Ох и пойдет теперь кутерьма, — проводив Марфу и Валю, проговорил Бондарь. — И зачем только берут женщин в армию!

* * *

— Ну вот, Валька, и добрались мы аж до самого фронта, — говорила Марфа, осматривая отведенную хозяйкой крохотную комнатенку. — И крыша над головой, и кровать, видишь, хоть и плохонькая, но не то, что шинель подстелила, шинелью оделась, шинель под голову подложила.

После длинного пути, особенно после кочевья «на перекладных», как говорила Марфа, от Курска и до этого села, с бесконечными пересадками и голосованиями на перекрестках дорог у Вали не было усталости. Наоборот, там, в пути, она еле держалась на ногах, теперь же, словно невидимо влив в себя свежие силы, она чувствовала себя бодро, весело и только немножко, совсем маленькую чуточку — тревожно. Нет, — она это отчетливо чувствовала, — эта тревога вызывалась не тем, что до фронта остался всего какой-то десяток километров, что впереди бои, новая, совсем неизвестная жизнь с трудностями, лишениями, опасностями. Тревожно ей было и не потому, что там, позади, в Москве, осталась мама, подруги и все, что было связано невидимыми нитями с ней, что окружало ее с детских лет и до того недавнего дня, когда она в шинели, с пустым вещевым мешком в руках стояла на платформе Ярославского вокзала. И эта тревога была не болезненная, не та, от которой щемит сердце, набегают беспокойные мысли, хочется сделать что-то, чтобы встряхнуться, развеяться, прочь отогнать от себя все, что туманит жизнь.