Читать «Эпоха и личность. Физики. Очерки и воспоминания» онлайн - страница 3

Я позволил себе некоторую вольность: включил в раздел о А. Л. Минце воспоминания моей жены — В. Д. Конен, раскрывающие черты этого человека, совершенно не затронутые мною.

К сожалению, меня (пока?) не хватило на то, чтобы написать о всех столь же замечательных людях, о которых написать необходимо и о ком я мог бы многое рассказать, — о Л. И. Мандельштаме, Г. С. Ландсберге, об А. А. Андронове и других. Но пусть будет хотя бы так.

1999 год

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ

Второе издание отличается от первого главным образом в двух отношениях. Во-первых, добавлением двух новых очерков — одного, обширного, о Леониде Исааковиче Мандельштаме (о котором в первом издании очерка вообще не было) и другого, краткого, о С. И. Вавилове, дополняющего то, что о нем уже было рассказано. Во-вторых, очень существенно расширен очерк о Гейзенберге. В последние годы в обширной литературе о нем (в которой высказываются резко противоположные оценки его поведения при нацизме, почти всегда осуждающие его, из-за чего он подвергался остракизму со стороны западных физиков) возник новый бум из-за открывшихся ранее недоступных источников. Точка зрения автора отличается от этих оценок, даваемых людьми, не имевшими несчастья жить при бесчеловечной диктатуре. Во втором издании точка зрения автора еще более обострена.

Кроме этого, весь текст пересмотрен, исправлены замеченные опечатки и стилистические ляпсусы и по ходу текста внесены небольшие добавления, учитывающие полученные мною замечания читателей. Пользуясь случаем, выражаю всем им мою признательность. К сожалению, мне опять не удалось написать о многих, о ком написать нужно.

2002 год

МАНДЕЛЬШТАМ

Леонид Исаакович

(1879–1944)

Родоначальник

В монументальной стене Большой физической аудитории старого здания физического факультета Московского университета (еще на Моховой!) раскрылась правая дверь под запыленным бюстом Ньютона, и в зал вошел окруженный людьми довольно высокий, слегка сутулящийся, еще темноволосый, но уже стареющий человек в черном костюме. Под расстегнутым пиджаком с отвисающими из-за сутулости фигуры полами виден жилет. В жилетном кармане часы, с которыми он потом будет сверяться. На носу — пенсне без оправы, с зажимом на переносице. Мягкие щеки и подбородок. Редкие, но крупные — даже не морщины, скорее глубокие складки на щеках. В руках — плоский портфельчик. Он почти поспешно становится позади ближайшего к двери конца длинного — метров десять — стола, который отделяет слушателей от лектора. Позади него — две большие доски, покрытые черным коленкором (его можно передвигать, если, чуть согнувшись, повращать за ручку блестящее колесо справа внизу; почти всегда колесо «заедает»), и убирающийся огромный белый экран между досками. Сопровождающие (Игорь Евгеньевич Тамм, Григорий Самуилович Ландсберг, Михаил Александрович Леонтович, Борис Михайлович Гессен, философ и историк науки, — в первой половине 30-х годов декан факультета, до его характерной для того времени гибели, кое-кто еще) спешат к своим местам в первом ряду. Это ряд стульев, специально приставленных сегодня перед крутым амфитеатром, который весь — мест, вероятно, четыреста-пятьсот — заполнен до отказа и весь гудит, но быстро смолкает — обычное звуковое оформление начала лекции всеми уважаемого лектора. И Мандельштам сразу начинает.