Читать «Данайцы» онлайн - страница 43

Андрей Аратович Хуснутдинов

– Хоть бы трап убрали, сволочи…

Высунувшись из люка по грудь, Лёлик длинно, страшным сусличьим фальцетом заорал в темноту. Болик с азартом вторил ему. Затем они отцепили трап и сбросили его на бетонку. Лёлик долго и театрально стонал, пока наконец не проблевался и Болик не задраил люк.

– Гуляют господа генералы… – В голосе Ксанфа было осуждение. Он долго и задумчиво глядел на люк, сплюнул и сообщил мне безразличным тоном воспоминания: – А старшого моего сегодня в цинк запаяли… Вы когда улетаете-то?

– Завтра.

– Вот и он, наверное, с вами.

– Зачем? – удивился я. – Кто?

Ксанф, не ответив, опять направился к истребителю.

Потом мы опять пили.

Чувствуя на губах привкус машинного масла, я говорил какую-то ничтожную, спесивую чушь. Ксанф, хихикая, вторил. Прежде чем Юлия окликнула меня из самолета, он три или четыре раза спрашивал о ней: как она? то есть как в смысле постели? и – возмутительное дело – предлагал какой-то договор.

В самолете все уже было вверх дном: дверь на нашу половину нараспашку, дым коромыслом, хохот, музыка, жирные пятна от раздавленной закуски на полу.

Вместе с Юлией мы оказались за столом с Профессором – упираясь одним локтем в раму иллюминатора, другим в тарелку с обглоданной рыбой, генерал обращался исключительно к моей жене. Меня удто не существовало. Какие-то пьяные сальные рыла предлагали Юлии потанцевать, на что она отвечала робкой улыбкой, при которой, однако, рыла почтительно вытягивались и бормотали извинения.

Несмотря на опухшее от выпитого лицо, Профессор говорил на удивление связно, можно сказать, захватывающе. Не уповая на точность пересказа (кроме одной фразы: «Раздевая женщину, мы всего лишь маскируем ее…»), я припоминаю его измышления в наиболее замечательных местах. Он обожал женщин. То есть он обожал всех женщин без исключения. В женщине, по его словам, мы всегда жаждем открытия чего-то забытого. Но в то же время боимся этого забытого. Женщина для нас – некий постоянно возобновляемый акт воспоминания, некая неоформленная отрасль археологии. Открытия наши микроскопичны и свалены беспорядочной кучей, которую мы не торопимся разбирать, однако стоит лишь подобраться к ней, как мы начинаем различать подмену: предлагалось-то нам искать философский камень, а в означенном месте мы находим пустую, выкопанную нами же – и, кажется, на прежних условиях – яму. Женщина, которая по сути служит нашим проводником на пути к счастью, так запутывает следы, что мы вынуждены обращаться к ней во второй и в десятый, и в тысячный раз. Но как утрачивает свой смысл слово, если повторять его без конца, так и тут, бывает, мы накоротко соединяемся с тем, с чем не научены общаться без посредства женщины. Разум наш, изувеченный борьбой и ревностью, бывает не готов к такому сюрпризу и, подобно калеке, у которого выбиты костыли, тянется к набившим оскомину фразам: любовь, страсть, etc. Видимо, это необходимый дефект зрения. Дефект в том смысле, что прямой солнечный свет слепит нас. И вот тогда возникает вопрос – женщина, ее тело, ее любовный экстаз – не является ли все это соблазном высшего света, который этим же от нас и заслонен? Почему мы идем лишь до половины пути? И чего ради эти литературные изыски при живописании гениталий? – … – иными словами, откуда выскакивает тут явная и несомненная атрибутика думающего органа?