Чуждый спеси, чуждый злобе,Рыцарь спит в дубовом гробе.К дреме вечной и порожней —Он улегся поулежней.А любовница младаяМуслит четки, причитая:«Мне гадать не стало мочи,Как ты там проводишь ночи!…Разлучила домовинаТо, что было двуедино.Эти руки, эти губыНыне страшны, а не любы!И боюсь тебя позвать я,Шелестнуть подолом платья!Не делю с тобою ложа,На себя я не похожа —И натуживаю тело,Чтоб тебя оно хотело!И живу теперь на светеЯ с мечтою – кануть в нети!»Он решил, что в том измена,И глаголет ей из тлена:«Зачервивел я глазами,Но лежу я не во сраме!Принекчемившись к никчемью,Не стыжусь я – что под земью!Все мне стало посторонне,Будто Господу на троне!Я таким предался негам,Что весь мир – моим ночлегом!Здесь ни солнышка, ни сада,Ни любви твоей не надо!Кровь, пресытясь бесшелестий,Не нашептывает мести!Где же большее надменье,Чем у легших под каменья?Спим так тихо, безымянно:Ни искуса, ни обмана.С губ, распяленных бездонно,Не сорвется даже стона!Тут спознался я с соседом —Тленье ест его изъедом.И распаду не переча,Он во смерти – мой предтеча!Об ужасном, спеклокровомНе обмолвился ни словом!И ни возгласом, ни взрыдомНе заискивал обидам!А останкам – хватит силы,Чтоб завыть со дна могилы!Но однажды мы воспрянем —Все мы Господу помянем!»И скончавши эти речи,Замер так же, как предтечи.А любовница младаяУдалилась, причитая…
Пантера
Я не буду рабыней завистливых зорей,Я не буду поддувщицей солнечным горнам.Этим зорям на горе и солнцу на горе,Мой хребет неизменно пятнеется черным!…Порвала бы я солнце на мелкие клочья,И мой рык – на земле, а молчанье – в зените.Я тебя стерегу из таких инобытии,Где мой танец – повсюду, но смерть – в средоточье.Умыкни же меня – я избавлю от порчи.Я пожру твою жизнь и несчастье впридачу.Буду чуять ноздрями предсмертные корчи:Перезлатила мир – и тебя перезлачу!Увенчай меня розами. В тихом уютеПроводи по дворцу, где резьба и букеты,Где пурпурным вином пересмехи согреты,Чтобы хляби житья – расхлебались до сути!Лишь девица одна там давно погрустнела,Вопрошает у судеб, пытает у мрака…Вся она – лишь мечта белоснежного тела,И, объятая сном, дожидается знака!И пока ее горе не сделалось горче,Ты швырни ее мне, потеплу-погорячу:Я почую любовей предсмертные корчи,Когда солнцу златому я противозлачу!Он, меня предназначивший пляскам стокровым,Дал мне взвивный прыжок, доносящий к загробьям,Изнатужил мне легкие собственным ревомИ мне выострил клык – своей жажды подобьем!Он рыдает во мне, словно чуя капканыВ густоте моих жил и в костей переплетах!Он страдает во мне, нанося мои раны,Что отсчитывал мне на безжалостных счетах!Он со мною теряется в диких трущобах,Он со мной поджидает скупую удачу,Мы изгубную жизнь загоняем под обух,Когда солнцу златому я противозлачу!Тебя Львом ли прозвать в поклонении робком,Называть ли всесущим тебя Ягуаром —Но к твоим я пытаюсь причуяться тропкамИ маню духовитого тела распаром!Возжелай же меня кровожадною хотью!Будет свадебный пир, тебе выкликну клич я!Ублажу твои когти – расшарпанной плотью,Упою своей кровью – бессмертные клычья!А потом – изменю, напущу тебе порчи,Искромсаю всю вечность, как дряхлую клячу, —Чтобы чуялись Бога предсмертные корчи,Когда солнцу златому я противозлачу!
