Читать «Река Гераклита» онлайн - страница 49
Юрий Маркович Нагибин
— Я вас, наверное, стесняю?
— Чего?.. Я ж — у мамы.
— Все-таки…
— Квартира пустая. Здесь никто не живет, — впервые ее голос окрасился, и сразу проглянул характер.
Автоматизм ответов, отрешенный взгляд не давали подступиться к ней, а сейчас, пусть в ничтожной малости, ощутилось твердое ядрышко личности, и сразу все стало проще. Сергеев спросил, что можно посмотреть в городе.
— Был музей. Сейчас закрыли. На инвентаризацию.
— А еще что?
— Мы одним знамениты.
— Колокольня?
Она кивнула.
— У меня лодка. Я там — каждый день.
— Я, когда молодая была… — начала Люда и замолчала.
— И что случилось в те давние годы? — улыбнулся Сергеев.
Она не отозвалась его улыбке, просто не поняла ее.
— Мы ходили туда. С Мишкой. По льду. Он мне там предложение сделал. Я и не думала ни о чем таком — Мишка, и Мишка… Со школы его знала… Как раз сочельник был. Пуржило, мело, а там музыка. Вроде вальса… В общем, поженила нас эта колокольня.
Она впервые улыбнулась, и от этой натужной, одними губами, некрасивой улыбки лицо ее стало старым. И вот такой старой девочкой она пошла работать.
На стенах висели фотографии. Сергеев, разумеется, видел их, но не разглядывал, как и вообще старался не вникать в окружающий его быт. Он внезапно свалился в опустевшее гнездо, никак не подготовившееся к постороннему вторжению, и щадил эту беззащитность перед чужим взглядом. Но сейчас его словно привлекли к соучастию, и сознательная отстраненность от окружающего из деликатности превращалась в холод, равнодушие.
Все снимки были сделаны во время свадьбы. Наверное, существовали и другие фотографии, но для них не нашлось места на стенке. Все было слишком незначительно перед величайшим событием жизни. Да и что могло сравниться с волшебным мигом, когда худенькую, едва достигшую семнадцати девочку облекло длинное белое платье, голову накрыла воздушная фата, а руки отяжелил букет белых роз. И рядом с ней, вместо кряжистого, потного, пропахшего соляркой шоферюги, возник благоухающий «шипром» джентльмен в черной паре, лакированных туфлях, белой сорочке с крахмальным воротничком и темным галстуком. Даже на этих тускловатых фотографиях было видно, что воротничок жмет короткую толстую шею, а галстук душит, как захлестка, что молодому тесно и непривычно в щегольской одежде, в отличие от невесты, с врожденной грацией влившейся в новый образ, хотя и чуть подавленной нежданным великолепием обряда. Но ни воротничок, ни галстук, ни жмущий в проймах пиджак не мешали жениху цвести радостью и распирающей юной силой, и как странно, что силы-то как раз не было, крепкие скулы, борцовые плечи, широкая грудь — все было обманом, завися от милости слабенького, нежизнеспособного сердца. Он не был красавцем, этот парень, с глубоко упрятанными меж скулами и лобной костью медвежьими глазками и жесткими, не поддающимися ни гребенке, ни щетке темными волосами, безнадежно распадавшимися над ушами на два прямых крыла. Но в каждой его позе ощущались трогательная серьезность и надежность: и в том, как он надевал кольцо на палец невесты, и как выслушивал наставительно-казенное поздравление загсовой тетки, и в том, как расписывался в книге гражданских актов, подперев щеку изнутри языком, и как подводил новобрачную к плите с трепещущим огоньком вечной памяти, и как стоял над могилой, по-солдатски вытянувшись и чуть потупив голову, и как пристраивал букет цветов у надгробья, и как истово и бережно исполнял обряд «горько», и как доверчиво, благодарно улыбался невесте, оторвавшись от ее губ, и как отвечал на тосты, и как разливал вино и накладывал закуску гостям. Надежного и чистого человека уложил сердечный спазм в снежную могилу февральским вьюжным днем.