Читать «Не счастья ради. Руководство по так называемым предварительным практикам тибетского буддизма» онлайн - страница 65

Этот пример служит хорошей иллюстрацией одной из самых глубоких теорий бодхисаттваяны: все мы обладаем потенциальной возможностью стать буддами, потому что у всех есть природа будды. Трудность только в том, что всем нужно это понять. Что же мешает нам понять свою природу будды? Или, другими словами, что мешает нам понять, что чашка чиста и всегда была и будет такой? Омрачения, накапливаемые с безначальных времён, эон за эоном.

Если вам неизвестно, что будда-природа неотъемлемо присуща нам всем, то, следуя глубинным наставлениям, вы можете совершить весьма распространённую ошибку. На протяжении столетий очень многие практики ваджраяны совершали ошибку, представляя Будду в образе человека, который сидит в небе перед вами и у которого вы просите милости. Это теистический подход, который имеет больше отношения к таким традиционным религиям, как христианство, чем к буддизму. Так что, когда ученики по своему обыкновению спрашивают: «Как долго мне нужно практиковать принятие прибежища?», – сам ответ: «Пока тот, кто принимает прибежище, и обьект прибежища не станут нераздельными», – служит напоминанием о том, что абсолютный объект прибежища пребывает не где-то снаружи, но в природе их собственного ума.

В «Еше друбпа» Индрабхути ⁵ говорится, что в конечном счёте Будда, Дхарма и Сангха существуют в нашем уме, а все мысли, даже самые мимолётные, – это их проявления. Так что на этом уровне даже самая незначительная из наших мыслей не затронута загрязнениями и изначально чиста, а следовательно, содержит в себе все качества Просветлённого. Как сказал Джигме Лингпа, тотальная вера в Три драгоценности – это заключительная стадия относительной практики принятия прибежища, а видеть свой собственный ум как Три драгоценности – это заключительная стадия абсолютной практики принятия прибежища.

Принятие прибежища: глубинные наставления

Глубинные наставления о принятии прибежища различны. Один метод заключается в том, чтобы принять прибежище в Будде как в учителе, в Дхарме как в пути, а в Сангхе как в своих спутниках на пути. Другой метод, предлагаемый ваджраяной, – это абсолютная уверенность в гуру как в Будде, как в Дхарме и как в Сангхе; или, если высказаться ещё более прямо, в том, что ум – это Будда, ум – это Дхарма и ум – это Сангха.

Почему мы представляем своего гуру в облике определённого будды или в каком-то ином необычайном образе? В самом деле, зачем мы вообще визуализируем гуру? Почему бы просто не визуализировать образ Будды Шакьямуни и верить, что он и есть Шакьямуни? Одно из вполне достаточных оснований заключается в том, что нам, людям, трудно вообразить, что природа будды может существовать в таких обычных созданиях, как мы. Второе: нам в равной степени трудно поверить, будто наш гуру – человек, который зевает, пьёт чай и т. п., – может быть настоящим буддой. Разве это возможно? Есть так много того, чего он не знает, он постоянно пребывает в какой-то прострации, а поведение его совершенно иррационально. Однако иногда мы также испытываем безусловное ощущение, что в нём есть нечто поистине необычайное. В результате мы бросаемся из одной крайности в другую: от искренней веры в него к сомнениям и подозрениям.