Читать «Мудрость психики. Глубинная психология в век нейронаук» онлайн - страница 167

Жинетт Парис

Фрейд писал о депрессии как о «желании смерти», но ее с таким же успехом можно рассматривать и как «желание уснуть», стремление онеметь, почти ничего не чувствовать, не будить внутренних чудовищ в надежде, что они будут сонными, спокойными, незаметными, неслышными – такими, как раньше требовалось быть «хорошим девочкам». Летаргия воображения часто скрывает фрустрированное желание зависимости, зависть к судьбе Спящей Красавицы, тоску по райскому детству, в котором мир заботился обо мне, а не я – о нем. Противоположность депрессии – вовсе не счастье; скорее, это состояние активного воображения. Однажды проснувшись, оно встряхивает всех внутренних монстров, которых усыпляла депрессия. Тревога преобразовывается в страх, позволяющий действовать. С пробуждением воображения соль слез попадает в каждую рану и сигнализирует о возвращении страха и ужаса. Оно усиливает страдание и драматизм, выводит на сцену целую группу персонажей, каждый из которых требует объяснения роли, разыгрываемой им в душе.

Житель Древней Греции, попав в драматический переплет, вероятно, задавался вопросом: «Какое божество я оскорбил? Что и по отношению к кому я могу исправить?». На психологическом языке это все равно, что спросить: «В ловушку какой драмы я угодил? В чем интрига? Что за жанр? Какой акт? В чем подвох? Какая серия и в какой постановке я играю? Досталась ли мне роль бедной маленькой жертвы или, может быть, партия героя-спасателя-семьи-компании-страны-планеты? Я чувствую себя, как измученный герой, уставший бороться с одним испытанием за другим, или как высушенная старая дева, потратившая всю жизнь на ожидание идеальной любви и так никогда ее и не встретившая? Я склоняюсь к роли большого ребенка, отказывающегося взрослеть, или всегда щедрой груди, пожираемой детьми-переростками, которых полно в любой среде? Или я блудный сын, который возвращается домой, и вдруг – сюрприз! – никого нет дома; все уехали играть в гольф, и никому до меня нет дела. Возможно, я в своей семье – выдающаяся личность, победитель, звезда, я чемпион, и я совершенно замучен тем, что все мои близкие общаются с моей маской, и никто, включая меня, уже не знает, кто я на самом деле».

Репертуар историй бесконечен. Мифология создала очень длинный и невероятно разнообразный список повторяющих жизненных мотивов человеческого существования. Количество вариаций каждого такого фрагмента так же бесконечно, как вариации музыкальной темы. С учетом всех этих возможностей, требуется здоровое воображение, чтобы выработать наилучший сценарий для каждой отдельно взятой ситуации. Только воображение может предложить творческий компромисс между фантастическим миром внутренней жизни и внешней объективной реальностью. Поиск этого компромисса Юнг называл процессом индивидуации. Он представлял его как постепенную интеграцию Тени (иными словами, знакомство со своими чудовищами) и постоянное уравновешивание требований Эго с ориентацией на Самость, установление дружеских отношений между сознанием и бессознательным. Индивидуация – это еще одно слово для обозначения того, что древние греки называли поиском гармонии длиною в жизнь, а другие – достижением мира с божествами. Постъюнгианские авторы, такие как Джеймс Хиллман, пребывают в пространстве между Юнгом и древними греками, показывая постоянное стремление людей «получить картину» того, что происходит внутри.