Читать «Быть Сергеем Довлатовым. Трагедия веселого человека» онлайн - страница 17

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Что можно Зевсу, нельзя быку? В смысле: писателю позволено выражать свою любовь-нелюбовь, а его музе – нельзя?

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Разве дело в любви – нелюбви, если ты снова о Пекуровской? Зачем с такой ненавистью обрушиваться на безответного покойника?

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Как сказал Парамонов про Сережу, не дает мне покоя покойник.

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. А кому он дает покоя? Я о писательской братии. Зависть как творческий стимул: Ефимов, Попов, Парамонов, Ася Пекуровская, Вика Беломлинская, Люда Штерн – имя им легион! То, что Салман Рушди назвал the power of negative influences – силой негативных влияний.

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Всеми этими авторами движет негативное вдохновение. Они пишут свои завидущие тексты про Сережу «враждебным словом отрицанья». Хотя это вовсе не значит, что все они лишены таланта. Скажем, Валера Попов был когда-то классным рассказчиком, Ася Пекуровская – тонкий филолог и психоаналитик, Боря Парамонов – яркий стилист. Этого у них не отнимешь, да и зачем? Про других не скажу. Но зависть – это удел не только бездарей. Того же Сальери взять…

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Ты опять упрощаешь. Ими движет не только зависть, но еще и обида на Сережу. Люда Штерн пишет, что «ради укола словесной рапирой он мог унизить и оскорбить. И делал это весьма искусно».

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Униженные и оскорбленные! Сколько их?

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Тьма-тьмущая! Не смейся, пожалуйста, но обиженная и оскорбленная Сережей Люда Штерн сосчитала: «Он обидел столько друзей и знакомых, что не только пальцев на руках и ногах, но и волос на голове недостаточно. Кажется, только Бродского пощадил, и то из страха, что последствия будут непредсказуемы».

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Плач Ярославны! Вот наше преимущество перед другими его знакомцами. В отличие от них, нас обида не гложет, мы не плачемся и не клевещем. Нас он никогда не обижал и, в отличие от Бродского, вовсе не из боязни последствий. И зависти к нему я никогда не испытывал. Он сам как-то мне сказал, что я единственный, кто радуется его публикациям в «Нью-Йоркере» – остальные аж обзавидовались. Вот почему прямая наша обязанность, наш долг перед покойником – защищать Довлатова от злобы и клеветы. Главный импульс нашей книги о нем.

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. А то все прямо как с цепи сорвались! Парамонов таки нашел выход своей зависти и, дабы нейтрализовать Довлатова, причислил его к масскультуре. В смысле, каков поп, таков и приход. Соответственно – наоборот.

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Близко к Дмитрию Быкову: «сознательно выбранная облегченность». Он же: из-за эмиграции и оторванности от родины Довлатов так и не стал большим писателем. Что мне это напоминает? А, Мериме, который не захотел стать великим писателем, – характеристика современника. Как и Довлатов, Мериме шел по «облегченному» пути: «Я не люблю вдаваться в излишние подробности и рассказывать читателю то, что он легко может вообразить…» Дальше других пошел Владимир Бондаренко и в «Нашем современнике» написал о «плебейской прозе Сергея Довлатова» – статья так и называется. Вот цитата: «В сущности, он и победил, как писатель плебеев». А кто прозвал его «трубадуром отточенной банальности»? Круто!