Читать «Особые приметы» онлайн - страница 159

— Ордоньес или Луис Мигель? — настаивал Высокий.

— Думай, думай. — Усатый присел около него на корточки. Он чуть не умолял: — Скажи мне тихонечко, на ухо.

Наступила короткая пауза. Потом ему показалось, что он проваливается в колодец, из глаз у него посыпались искры.

— Ну, видишь? — Усатый ласково потрепал его по плечу. — Я так и знал, что ты не будешь нас обманывать. — Он повернулся к Высокому и ткнул пальцем в сторону Энрике. — Слышишь! Он говорит, что ему нравится Ордоньес.

— Это точно? — спросил Высокий.

— Да, — выдавил Энрике.

— Хорошо, малый. Тогда мы его тебе сейчас представим.

И Энрике услышал, как кто-то протопал к двери в коридор, в скважине повернулся ключ. Высокий исчез и через несколько минут появился еще с двумя людьми. Энрике с усилием повернул голову. Наручники врезались ему в запястья, и руки, лиловые и распухшие, кровоточили.

Высокий смотрел на него молча, рядом с ним стояли два дюжих типа в тренировочных костюмах. У левого через руку было переброшено мокрое полотенце, словно салфетка у официанта.

— Ты заявил, что обожаешь его? — Усатый кивнул в сторону левого. — Вот он, пожалуйста. Сейчас он тобой займется… Мы его между собой зовем Ордоньесом… А этот, что рядом с ним, — этот как раз тот, что тебе не нравится… Его мы зовем Луисом Мигелем.

Первой мыслью, которая непременно приходила в голову почти всем испанцам, еще не успевшим отряхнуть с ботинок пыль родного Полуострова, еще полным иллюзий и проектов, была мысль о необходимости создания Национального объединения интеллигентов в изгнании. И первым этапом к достижению этой желанной, но отдаленной цели должен был стать журнал, где бы могли выражать свои взгляды и вести диалог представители всех политических течений, равно как и художественная интеллигенция. После приезда в Париж Альваро побывал больше, чем на десятке предварительных заседаний, где долгими вечерами шли споры о названии, формате, составе редакционного совета, бюджете и авторах будущего издания. Он потерял многих друзей, без конца редактируя черновики и передовые статьи, постепенно скоплявшиеся в ящике его стола вперемежку с письмами родственников, газетными вырезками и бесполезными сценариями так и не появившихся на свет кинофильмов. Художники, известные лишь тем, что были родственниками Тапиеса, нудные профессора с академическим, безликим стилем, музыканты, заявившие о своем героическом решении не писать ни единой ноты, пока не падет нынешний режим в Испании, — причудливое сообщество ископаемых, забронированных в свои догмы, как средневековые рыцари в свои кованые блестящие доспехи, — все они стекались в кафе мадам Берже, чтобы спорить, обсуждать, стирать в порошок, изрекать яростные анафемы и сочинять гневные письма протеста.

Первый номер угасшего, но неизменно возрождаемого журнала, как правило, должен был содержать анализ катастрофического положения Испании и соответствующие прогнозы и прорицания, затем какое-нибудь тяжеловесное эссе в защиту реализма, «Круглый стол» (к тому же свинцово-неподвижный), посвященный проблеме «завербованности» писателя, небольшую антологию «сердитой» поэзии, и все это, с оснасткою из более или менее громких подписей, осело (по чистому недосмотру) в папке у Альваро.