Читать «Голос черепахи (сборник)» онлайн - страница 37

Наталья Леонидовна Трауберг

Такая мягкость, на взгляд пустынников, причинит гораздо меньше вреда, чем агрессивная помощь. Египетская традиция не велит учить друг друга. Если кто-то попросит объяснить тот или иной стих из Писания, лучше ответить: «Я и сам не понимаю». Если кто-то скажет то, с чем ты несогласен, не спорь, а скажи: «Тебе виднее». Если кто-то захочет стать твоим учеником, не назидай его, а будь ему примером. Захочет – последует (Конечно, это очень отличается от уклада монашеских общин, но и там «послушание» развилось постепенно).

Даже пример, и тот бывает опасен. Авва Исайя вспоминает, как пошел с шестью братьями к авве Сысою, чтобы тот им что-нибудь сказал. Сысой отказался, прибавив: «Вы уж меня простите, я человек неученый». Однако потом он все-таки поведал, как ходил к авве Гору, за тем же самым, а тот сказал: «Смотри на авву Афру и делай то, что он».

Именно этот обычай помог монашеской словесности, всему их преданию. Ссылаясь на кого-то другого, можно передавать учение, ничего не приписывая себе. Но и тут появились опасности: некоторые стали собирать речения монахов и хвалиться ими. И вот авва Феликс отказывается сказать хоть слово, ибо оно, неровен час, будет тешить чье-то тщеславие. Может быть, поэтому предание стало безличным, затвердело в правила, за которые никто не отвечал.

Монаху запрещалось вмешиваться в чьи-то дела, но вменялось терпеть, если пристают к нему. Вот поразительный пример из аввы Исайи. Кто-то принес рыбу авве Гору и авве Афре. Афра стал ее резать, когда Гор его позвал. Он оставил нож в рыбе и вышел. Сысой спросил, где научился он такому послушанию. «От Гора», – ответил Афра, и в доказательство сварил рыбу плохо, она вся рассыпалась. Он понес ее Гору и спросил: «Хорошая рыба, отец?» Гор ответил: «Очень хорошая». Другой кусок он сварил хорошо, отнес и сказал: «Прости, отец, я ее испортил», а Гор отозвался: «Да, испортил немного».

Таких историй сколько угодно, суть – все та же: пусть каждый делает, как хочет, не трогай его. Полную готовность подчиниться считали лучшим путем к святости.

Поверхностный читатель может подумать, что монахи, прежде всего соревновались в аскетической суровости и вели фантастические битвы с бесами, но это не так. Суровость к себе, что бы не значила она у первых аскетов, не считалась путем к «сверхчеловеку» и не была идеалом. Она очень твердо подчинялась более важным ценностям – смирению и милосердию. Так, Илларион говорит, что монахом он не ел мяса, Епифаний – что монахом он никого не оставил обиженным на ночь и сам, завершая день, не был обижен ни на кого. Илларион признает, что это намного выше.

Точно так же и битва с бесами. Драматические экзорцизмы, как и всякое чудотворство, считали поводом к тщеславию. Св. Антоний мог предвидеть будущее, но не хотел об этом говорить. Мало того, он учил не пленяться тем, кто воскрешает мертвых, но не может обуздать собственного гнева.

Как-то к авве Пимену пришел знатный чужеземец, Пимен молчал. Гость вышел и спросил ученика, в чем дело. Тот спросил Пимена, и Пимен ответил: «Он говорит о делах небесных, а я – человек земной». Гость сказал: «Авва, что мне делать, меня борют страсти», и Пимен признал: «Теперь ты говоришь хорошо».