Читать «Три фурии времен минувших. Хроники страсти и бунта» онлайн - страница 494

9

Маяковский. Сегодня 1 февраля. Я решил за месяц начать писать это письмо. Прошло 35 дней. Это, по крайней мере, часов 500 непрерывного думания. Это письмо только о безусловно проверенном мною, о передуманном мною за эти месяцы, только факты.

Могу ли я быть другим? Мне непостижимо, что я стал такой. Я, год выкидывавший из комнаты даже матрац, даже скамейку, я, ведущий такую «не совсем обычную жизнь» как сегодня, — как я мог, как я смел быть так изъеден квартирной молью? Это не оправдание, Лиличка, это только новая улика против меня, новое подтверждение, что я опустился. Нет теперь ни прошлого, ни давно прошедшего, а есть один до сегодняшнего дня длящийся ничем неделимый ужас. Ужас не слово, Лиличка, а состояние: всем видам человеческого горя я б дал сейчас описание с мясом и кровью. Я вынесу мое наказание как заслуженное. Но я не хочу иметь поводов снова попасть под него. Прошлого для меня не существует ни в словах, ни в письмах, ни в делах. Быта никакого никогда ни в чем не будет! Ничего старого, бытового не пролезет — за это я ручаюсь твердо. Если я этого не смогу сделать, то я не увижу тебя никогда. Даже приласканный тобой, если я увижу начало быта, я убегу. Мое решение: ничем, ни дыханием, не портить твою жизнь. Это мое желание, моя надежда.

Силы своей я сейчас не знаю. Если силенки не хватит, — помоги, детик. Если буду совсем тряпка, — вытрите мною пыль с вашей лестницы.

Я сижу до сегодняшнего дня щепетильно честно. Знаю, что точно так же буду сидеть и еще до 3 часов дня 28 февраля. Почему я сижу? Потому, что люблю? Потому, что обязан? Из-за отношений? Ни в коем случае! Я сижу только потому, что сам хочу. Хочу подумать о себе и о своей жизни. Можно ли так жить вообще? Можно, но только недолго. Тот, кто проживет хотя бы вот эти 39 дней, смело может получить аттестат бессмертия. Поэтому никаких представлений об организации моей жизни в будущем на основании этого опыта я сделать не могу. Ни один из этих 39 дней я не повторю никогда в моей жизни. Я только могу говорить о мыслях, об убеждениях, верах, которые у меня оформятся к 28 февраля и которые станут точкой, из которой начнется все остальное.

Люблю ли я тебя? Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, любил, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной, или ласкова, моя или чужая. Все равно люблю. Аминь. Смешно об этом говорить, ты сама это знаешь. Исчерпывает ли для меня любовь все? Все, но только иначе. Любовь — это жизнь, это главное. От нее разворачиваются и стихи, и дела и все-все. Любовь — это сердце всего. Если оно прекратит работу, все остальное отмирает, делается лишним, ненужным, Но если сердце работает, оно не может не проявляться в этом во всем. Без тебя я прекращаюсь. Этот было всегда, это и сейчас. Но если нет «деятельности» — я мертв. Значит ли это, что я могу быть всякий, только и делая, что «цепляясь» за тебя? Нет. То, что ты сказала при расставании, — «Что ж делать, я сама не святая, мне вот нравится чай пить», — это при любви исключается абсолютно.