Читать «Три фурии времен минувших. Хроники страсти и бунта» онлайн - страница 344

Игорь Талалаевский

Сейчас голова занята внешностями. Расскажи, что в Москве? Напиши о себе, о «Весах». Сегодня пойду с мексиканцем в Сорбонну слушать какую-то лекцию, это будет в 4У2часа, а сейчас 3 и я только что встала. С языком освоилась почти совсем, а Париж мне кажется родным — моим городом…

4/17 декабря 1908. Париж.

…Как ты далеко, далеко, я не могу услышать твоего голоса, не могу увидеть твоей милой, нежной улыбки… — я не писала тебе по-настоящему давно — дней 8–9. Но не думай, что я не хотела. У меня в душе и в жизни полный хаос. Нужно или говорить все, или не говорить ничего. А все — это подчас так трудно и больно. Я сознаюсь тебе во всем, что было со мной за это время, просто и искренно, — у меня были дурные мысли… Мои внешние дела сейчас так мучительны, так связывают меня в каждом движении, что вот… я думала их изменить. Сереженька стонет в каждом письме — дружески и нежно, но крайне чувствительно упрекает меня «за неосмотрительность». Направить жизнь, поставить ее на рельсы, для него и себя более удобные, как-то еще не умею. Словом, плохо!.. И вдруг в момент этих раздумий и беспокойно-горестных ощущений в мою жизнь вошел элемент почти сказочный. Я говорила тебе о «мексиканском принце»…. Совершенно неожиданно, в субботу он получил дипломатическое назначение ехать в Мексику на 1 % месяца. Когда он пришел мне сказать об этом, у него слезы лились на камни Place St/Michel, как у меня когда-то на грязные ступени Николаевского вокзала. И вот тут-то он мне и сделал, что на специфическом языке называется «солидное предложение», ехать с ним немедленно через 3 дня в Мексику и пользоваться его доходами. Валерий, тебе страшно читать эти строки? Но говорю я не так, как в Намюре, — без дерзкого вызова, без желанья тебя оскорбить. За 3–4 последние месяца я так устала преодолевать «внешние затруднения» и так мне не представляется выхода из этой западни, что два дня мне это предложение звучало как дьявольский шепот. О, меня не пугает Мексика, дальность расстояния — я отвязала мой челнок от ваших берегов. Но предстояло перейти невидимые внутренние границы — перешагнуть через свою душу, и кажется, я еще этого не могу. Два дня мне казалось, что на деньги можно купить все, и тот внешний покой, которого я сейчас так лишена. История с мексиканцем к этому клонилась бы и в Париже. Сначала это меня забавляло, как сказка. Ведь это Сережин «бразилец», которого он мне шутя заказал найти в Париже и приехать в Москву на собственном автомобиле. Это удивительное приключение с многих сторон, — оно мне доставляло минутами тщеславное удовольствие, но вот завершить его я, кажется, и не могу. Он уезжает сегодня, я провожу его на вокзал, и когда вернусь, то, может быть, еще раз почувствую с радостью, что истребить свою душу не могу. О, я не спала две ночи! Я думала о тебе много, много, и так серьезно, как, может быть, никогда. Дьявольский шепот не заглушал моих мыслей. Я почти пережила первое большое и дурное искушение. Говорю почти, потому что, может быть, в какие-то минуты буду еще жалеть. Милый, я искренна сейчас до наготы души. И если ты меня любишь, — ты не отвергнешь только за искушение. Через 1/2 месяца он вернется, но едва ли я смогу с ним говорить. Только не думай, все это не было грубо, наоборот — он изысканен в каждом движении и слове и оценил меня как дорогую игрушку только за маленькую книжку (такую презренную в Москве) (книжка Петровской «Sanctus amor». — И. Т.), только за качества, которые перестали ценить мои прежние друзья. Вот тебе эта история и последний акт из «Золотой рыбки»…. Я в скверном отеле на St. Michel, на постели лежит Надя, на столе Сережино письмо…. Зверочек! не думай обо мне дурно. Я знаю, мысли мои были более чем ординарны и побуждения не достойны сильной души, но я чрезвычайно устала, а должна думать о том, о чем не хочу думать, и от этой тревоги мечусь в каком-то грубом хаосе, — не могу ни стройно думать, ни писать. Не вижу в Париже русских вовсе. Один раз — Катерину (Бальмонт все в Италии), звала она меня в Москву, была любезна до тошноты, но никуда я не пойду. Физически себя чувствую отвратительно — артрит все хуже. Стараюсь не обращать на это внимания, вчера пила много вина с Robert-ом и до 5 часов оставалась на Монмартре в одном кабарэ. Ибо не могла бы заснуть все равно от тревожных и мрачных мыслей.