Читать «Отзовись!» онлайн - страница 31
Илья Львович Миксон
— Краном?
— Какие там краны в сорок пятом! — взмахнул короткими крепкими руками строитель. — Тут кругом знаешь что творилось, брат!
— Сашо-ок! — позвал девичий голосок.
Я невольно вздрогнул.
— Сашо-ок!
От дома шла девушка с острыми плечиками.
— Я здесь! — отозвался мальчик.
Девушка приблизилась к нам, сказала недовольно, с напускной строгостью.
— Ищи тебя по всему двору! Обедать пора.
Она взяла мальчика за руку, потом, почувствовав себя неловко, кивнула нам:
— Здрасте.
— Здравствуйте, — шумно отозвался строитель. — Сестрёнка, видать. А вот мы и её спросим: давно стоит ваш дом?
— Всегда.
— А вы сколько в нём живёте? — не хотел сдаваться строитель.
Девушка пожала острыми плечиками и, будто заранее сговорившись с братом, ответила:
— Всю жизнь.
Она сочла разговор исчерпанным и. извинившись, пошла, ещё раз передёрнув плечиками. Сашок, выдернув руку убежал вперёд.
— «Всю жизнь», — с горькой усмешкой повторил строитель. — Слыхали? Всю жизнь!..
Он замотал головой, как пьяный. Его разговорчивость раздражала меня.
— «Всю жизнь»! И никакого им дела, кто этот дом строил, из пепла возрождал, как ту птицу финик!
— Феникс, — не сдержавшись, поправил я, но он не обратил на это внимания.
— Коробка, разбитая коробка стояла. Шутка сказать: двадцать суток шёл бой, сражение за этот дом. Шестеро обороняли, а фашистов — видимо-невидимо! Напротив овраг был и мостик через него, так…
— Где… мост?
У меня перехватило дыхание.
— Давно нету, — равнодушно ответил строитель, продолжая горестно мотать головой. — Овраг ещё при мне засыпать начали. Вот, в командировку еду. И не утерпел. Сошёл с поезда. Захотелось посмотреть свой первый дом. Сколько я их понастроил за эти шестнадцать лет — видимо невидимо! И здесь, и в Минске, и в Сибири. Но этот!..
От него пахло вином или пивом, но он не был пьян, лишь разговорчив и чувствителен.
— Но этот дом… — повторил он хриплым шёпотом. — Приехал, а никому дела до меня нет.
В нём говорило уязвлённое самолюбие безвестного созидателя, неутолённая жажда признания былых заслуг. И я поймал себя на мысли, что он изливает мою собственную боль.
— Я понимаю, оркестр тут ни при чём и митинги разные. А вот, — он прижал к груди сильные руки, — хотелось, чтоб люди знали, хотя бы те, что в этом доме живут, знали, кто для них потрудился. А тут — нате пожалуйста: «Всегда стоял», «Всю жизнь».
Губы его дрогнули, и он умолк.
— А что, брат! — Он вдруг поднял голову, встрепенулся и заглянул мне в лицо светлыми прояснившимися глазами. — А может, в том и есть самое главное? Вот я строил дом, не для себя ведь, не ради самоличной славы. Чтоб люди жили, детишек на свет рожали. Чтоб вот они, Сашок этот и сестрёнка его, и другие всегда тут бегали, всю жизнь! — Он и теперь обращался ко мне, но говорил для себя самого: — Вот оно — смысл в чём! Не памятник же мне у каждого дома ставить. Да я только на этой улице Шести Гвардейцев пять домов воздвиг! Что ж мне, доски мраморные везде привинчивать? — Он неожиданно крепко ухватил меня за руку и строго потребовал: — Но, брат, солдата, что кровь свою проливал, жизнь отдал, того не смей забывать! Когда строили этот дом, возрождали его, наткнулись на чердаке на надпись одну. Так мы те слова куском вырубили и заново в стену вмуровали. Навечно!