Читать «Я – Фаина Раневская» онлайн - страница 18
Фаина Георгиевна Раневская
Когда в Советский Союз приехал Ромен Роллан, Горький, у которого он гостил, решил показать ему фильм «Пышка», справедливо рассудив, что французскому гостю будет интересно посмотреть, как в СССР экранизируют их классику. Когда дошли до эпизода, где госпожа Луазо ругает Пышку, Роллан даже на стуле подпрыгнул от восторга. Раневская так выразительно произнесла по-французски слово, близкое к слову «проститутка», что он прочитал это по ее губам. Можно сказать, она сумела «озвучить» немой фильм.
Роллан так расхвалил «Пышку» во Франции, что ее закупили для проката, и она прошла во французских кинотеатрах с большим успехом.
В 1937 году режиссер Игорь Савченко пригласил Раневскую на небольшую роль в фильме «Дума про казака Голоту».
После «Пышки» Раневская поклялась больше не связываться с кино, но с тех пор прошло достаточно времени, чтобы ужас холодных павильонов уже подзабылся, да и с Игорем Савченко она была знакома еще по Баку. Так что, она согласилась, даже несмотря на то, что в фильме и роли-то для нее не было – режиссер собирался эту роль придумать лично под нее.
В итоге, играла она там попадью. В изначальном сценарии это был мужчина, сельский поп, но «сменить пол» этому персонажу можно было без потерь для сюжета.
Весь эпизод длился всего сорок секунд и назывался «попадья у себя дома». Даже текста не было. На пробах Раневская прошлась по комнате, подошла к клетке с канарейками, сунула к ним палец и засмеялась: «Рыбы мои золотые, все вы прыгаете и прыгаете, покою себе не даете». Потом наклонилась к поросятам и радостно воскликнула: «Дети вы мои родные! Дети вы мои дорогие!» Режиссер крикнул: «Стоп! Достаточно!»
Переснимать не стали – снятый на пробу и безо всяких репетиций дубль в таком виде и вошел в фильм.
В августе 1938 года умер Константин Сергеевич Станиславский. Для Фаины Раневской это было страшное потрясение.
Станиславского она обожала. Называла его «божественным» и считала, что Станиславский для театра – это то же, что Пушкин для поэзии. А учитывая, как фанатично она любила Пушкина, можно догадаться, что это высший комплимент из ее уст.
«Буду умирать, – говорила она, – и в каждом глазу у меня будет Станиславский – Крутицкий в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты».
Так вышло, что они даже ни разу не встречались. Только однажды в Леонтьевском переулке Раневская увидела пролетку, в которой он проезжал. Она побежала следом, посылая воздушные поцелуи и крича: «Мальчик! Мальчик мой дорогой!» Станиславский рассмеялся и махнул ей рукой. Эту встречу Раневская вспоминала всю жизнь.
И вот в 1938 году, когда она лечила в Железноводске больную печень, она купила утром газету и увидела в ней извещение о смерти Станиславского.
По ее собственному признанию она не то что плакала – а просто лаяла от слез. Добрела до санатория и в слезах упала на постель. А спустя много лет написала: «Я счастлива, что жила в «эпоху Станиславского», ушедшую вместе с ним…»