Читать «Тарас Шевченко» онлайн - страница 78

Таков был нравственный уровень многих офицеров в этих далеких гарнизонах; недаром Шевченко называл их «амфибиями» и прибавлял при этом:

— Геты, между которыми на берегах Дуная влачил остаток дней своих Овидий Назон, были дикие варвары, но не пьяницы, а окружающие меня — и то, и другое… Если бы Гомер увидел этих богатырей, так он бы покрутил свой седой ус и принялся переделывать свою славную эпопею от начала до конца.

Свою жизнь в Орске Шевченко изображал следующим образом:

И довелося снова мне Под старость с виршами таиться, Опять исписывать страницы, И петь, и плакать в тишине… Я под муштрою в муках рос, Мне под муштрой стареть пришлось, Так под муштрой и закопают… А в день воскресный я за валами Как вор прокрадываюсь в поле. Талами выйду я вдоль Урала В простор широкий, как на волю… …— Айда в казармы! Айда в неволю! — Как будто крикнет кто надо мною. И вдруг очнусь я, и под горою Крадуся вором я за валами И возвращаюсь вновь вдоль Урала. Вот так-то праздную в мученье Я здесь святое воскресенье А понедельник?.. Но покуда Всю ночь в казарме душной будут Тревожить думы. Разобьют Надежду, сердце вместе с нею И то, что вымолвить не смею… И все на свете разметут. Ночь остановят. И веками Часы глухие потекут, И я кровавыми слезами Не раз подушку омочу. Молю я бога, чтоб светало, И, как свободы, солнца жду. Сверчок замолкнет; зорю бьют. Молю я бога, чтоб смеркалось, — Ведь дурня старого ведут Солдатским шагом поле мерить, — Чтоб знал он, как в свободу верить, Чтоб знал, что дурня всюду бьют…

В первый же год своей ссылки Шевченко принялся хлопотать об официальном разрешении ему рисовать; он написал письмо на имя всесильного Дубельта, мотивируя свое требование отменить жестокий «высочайший» запрет тем, что осужден он не за рисунки, а только за стихи.

Письмо было передано в Третье отделение художником Алексеем Чернышевым, возвратившимся в декабре 1847 года в Петербург, и к Дубельту оно попало тотчас же. В результате этого письма Третье отделение запросило в январе 1848 года корпусного командира Обручева «об усердии, поведении и образе мыслей» бывшего художника Шевченко с заключением о том, «заслуживает ли он ходатайства о дозволении ему заниматься рисованием».

Переписка велась в те времена неспешно. 12 февраля корпусный командир запросил «о поведении и образе мыслей» Шевченко батальонного командира. 10 марта батальонный командир дал ответ. 30 марта из Оренбурга в Петербург была, наконец, отправлена бумага, в которой Толмачев, за отсутствием Обручева, сообщал Третьему отделению, что Шевченко в Орске «ведет себя хорошо, службою занимается усердно, в образе его мыслей ничего предосудительного не замечено, и, по засвидетельствованию его ближайшего начальника, он заслуживает ходатайства о дозволении ему заниматься рисованием».