Читать «Пиноктико» онлайн - страница 46
Александр Мильштейн
Нет-нет, на вокзале уж точно был другой Уртюп, хотя все они похожи, кроме того, когда в такой момент что-то мелькает в голове, это может быть неспроста… То есть я подумал, что тот или не тот, но у этого точно так же может быть нож…
— Ты — гомик? — сказал он.
— Нет, — сказал я и, подумав, почему-то добавил, как говорят, играя: — Холодно…
— Это плохо.
— Мне очень жаль, но я должен идти. И для меня не так уж плохо.
— Это плохо, потому что если бы ты был гомиком, вопрос был бы исчерпан… А так нам надо с тобой разобраться, я должен выяснить…
Да, я точно помню, он так и сказал: «…вопрос был бы исчерпан».
— Что выяснить?! — крикнул я. — Мне надо идти!
— Не кричи, всё равно никто не услышит.
— Что вы здесь делаете?! — снова крикнул я. — Вы что, художник?
— А ты?
— А я просто поссать вышел!
— И при этом ты не гомик?
— А что, писают только гомики?
— Нет, если бы ты был гомик, всё было бы понятно… А так…
— Что — так?
— А так непонятно, почему ты за мной ходил.
— Вы с ума сошли, — сказал я. — Может быть, мы несколько раз случайно шли по городу в одну сторону. Вот и всё. Это что, значит, что я за вами следил?
— Ты был в моей комнате. Ты рылся там в моих вещах. Ты сидел в моём кресле…
В этом месте я, по-моему, начал смеяться, и это не понравилось Уртюпу… Я стал смеяться, потому что это было похоже на сказку про семь гномов: «Кто ел мою кашу… Кто курил мою трубку…». Уртюп был примерно моего роста, к тому же сильно сутулился, так что, выпрямившись, он стал ещё и выше меня… Но при этом в нём было что-то непоправимо гномное…
— Стало быть, ты не гомик, — сказал Уртюп, — и не художник… Ты здесь не имеешь права находиться.
— Нет, почему же, — опомнился я, — конечно, я художник. Я просто так сказал, из скромности… Но что есть, то есть… Поэтому я и шёл за вами — если это были вы, — чтобы предложить вам попозировать. Я хотел написать ваш портрет.
— Почему же не написал? Не сказал мне?
— Я передумал.
— Ничего не понимаю, — сказал Уртюп. — Чего это ты передумал? У тебя же здесь ателье, или как? Пойдём тогда, напишешь мой портрет, заодно посмотрим, какой ты художник…
Я хотел было возразить, но… Встретившись со взглядом этих глаз, вперившихся в меня из-под выгоревших бровей… Я отвёл свои и увидел, что одну руку он держит в кармане рыжих брюк, и что он там сжимает, кто его знает… Может быть, то же самое, что тот Уртюп, который был на вокзале… А я стоял в одних трусах, на кафельном полу, в кроссовках… Испытывая совершенно явственный… страх кастрации…
И вдруг я увидел то, что было дальше… Как мы поднялись бы… Но не было уже никаких «бы» — грибы уже выросли — во рту…
Это трудно объяснить, но я уже сказал, что воспоминания о той ночи у меня очень путаные… Переходы из сна в делириум… Из казармы — в сказарму… Шларафенлянд — шлафенлянд — шафенлянд… ла-ла-ла-ла-лянд…
Штрафтат — штрафбат… Шаг в сторону — отстрел…
Мне сейчас кажется, что мы очень долго шли… по затопленному коридору…
Есть ведь такая топь — между явью и сном, вы ведь тоже её знаете… Вот в ней тогда и хлюпали наши с ним ноги…
Но в конце концов мы вошли в мастерскую Дженни, я предложил было Уртюпу сесть на канапе… Впрочем, от него воняло, а на канапе лежали подушечки, рюшечки… В мастерской у Дженни, как ни странно, чище, чем в квартире… Нет, пусть он стоит в центре комнаты, решил я…