Читать «Другая судьба» онлайн - страница 235

Эрик-Эмманюэль Шмитт

Одиннадцать-Тридцать. Видение. Я люблю ее.

Эрик, ты лжешь себе. Одиннадцать-Тридцать не видение, но привидение. Ты знаешь, кто она. Ты ее любил.

Париж между двумя войнами. Остаться с моими героями, Адольфом Г. и Одиннадцать-Тридцать. Не замахиваться на историческую фреску или, хуже того, каталог знаменитостей.

Один из факторов взлета Гитлера: его всегда недооценивали.

Он поднялся на самый верх, и его никто не остановил, потому что ни один профессиональный политик не считал его способным на это.

Напрасно серьезные люди принимают всерьез лишь тех, кто на них похож.

Одиннадцать-Тридцать – не одна женщина, но две, и обеих я любил.

Дерзость, главенствующее качество любимой… Чтобы я влюбился и полюбил, нужно, чтобы передо мной не пасовали.

Непобедимый! Гитлер всю жизнь считал себя непобедимым. Это, конечно, смешно, но он был прав! В 1918-м его миновали все шрапнели и снаряды; позже он избежал многочисленных покушений. Каждый раз бомба взрывалась либо слишком поздно, либо слишком рано, а то и вовсе не взрывалась.

Непобедимый! Он вынес эту идею из первой войны и сохранил ее во второй. Никто никогда его даже не зацепил. Пулю, разнесшую ему череп, выпустил он сам.

Непобедимый! Он считал, что находится под защитой не Бога, в которого не верил, но звезд. Эта вера в свою судьбу, в небесный щит, позволила ему до конца вести опасную игру железной рукой, когда любой другой, более благоразумный, давно остановился бы.

Вера в нем могла горы свернуть.

Вера в нем могла чудеса творить.

Одиннадцать-Тридцать угасла. Она научила Адольфа любви. Она научит его скорби. Только такой мучительной ценой можно стать человеком.

Бог дал – Бог взял. Мы осознаем, что он дал нам что-то, только когда оказывается, что он может это и забрать.

И жизнь, и талант, и детей, и любимого человека…

В этой череде потерь выковалась моя человечность.

Эта книга держит меня в таком умственном напряжении, что я начинаю опасаться за свое душевное равновесие. Вот уже много месяцев я продвигаюсь двумя путями, которые все дальше отстоят друг от друга. Я боюсь потерять почву под ногами. Рассказывать изо дня в день о двух людях, а на самом деле – об одном, причем первый становится негодяем, а второй хорошим человеком (но какой ценой!), – это изматывает нервы и сушит мозг. Страница за страницей, ибо я пишу роман в том порядке, в каком читатель его прочтет, я подвергаю себя мучениям. Если в понедельник я описываю Гитлера, который чужд страданиям, но противен мне, то во вторник повествую об Адольфе Г., которого ценю, но уж ему-то достается по полной.

Я не рискую их спутать, ведь они тянут каждый в свою сторону и выматывают меня.

Внутри меня они – единое целое.

Зачем заставлять себя писать так быстро и так интенсивно? Марафон на спринтерской скорости. Почему я не даю себе ни дня передышки? Почему сижу, не поднимая головы?

Наказываю себя за лень?

В этом я признался сегодня вечером Бруно М.

– Какая лень? – удивился он. – Ты же никогда не останавливаешься. Когда не пишешь – обдумываешь то, что собираешься написать. Ты и читаешь только для того, чтобы писать. Вывод: ты работаешь все время.