Читать «Другая судьба» онлайн - страница 232
Эрик-Эмманюэль Шмитт
Не только провал в Академию художеств наложит на него отпечаток, но и – в неменьшей степени – его толкование (его отрицание) этого провала.
То же самое с сексуальностью. Изначально у двух персонажей, Гитлера и Адольфа Г., одинаковая сексуальность, ибо у них было одно и то же детство. Однако Адольф Г. признает, что у него есть проблема с девушками, тогда как Гитлер гордо ее игнорирует.
Наша сексуальность – не то, чему мы подвергаемся, а то, что мы делаем. Что мы делаем с ней.
Я рискую: на этой первой сотне страниц настоящий Гитлер выглядит симпатичнее виртуального.
А почему бы и нет? Этот жалкий молодой человек пока еще не ведет себя как достойное осуждения чудовище. Мы будем судить его, когда он согрешит, не раньше.
Я не мог устоять: Гитлер встречается с Фрейдом. Эта сцена, помимо того что она забавляет меня, позволит рассказать детство Гитлера на диване и показать, что от своего детства можно излечиться, каково бы оно ни было. Адольф Г. излечится, Гитлер – нет. Наше прошлое тяготит нас настолько, насколько мы ему позволяем; размышляя, работая, мы можем облегчить это бремя.
– Как ты можешь рассказывать историю неудачника, ты, которому всегда все удавалось? – спрашивает меня Бруно М.
Я лишаюсь дара речи. Комплимент парализовал мои двигательные и мозговые функции. Я краснею, запинаюсь и отделываюсь жалким:
– Я пытаюсь.
Он кивает, мило улыбается и меняет тему.
Знал бы он, Бруно, как легко мне описывать неудачника! Знал бы он, Бруно, что я никогда не считал, будто мне удалось что бы то ни было. Да, я выучился, я выигрывал конкурсы, считавшиеся трудными, меня ставят, печатают, я имею успех, но остаюсь напряженным, неудовлетворенным, больше озабоченным тем, что делаю сегодня, чем законченным вчера.
В начале пути все неудачники. Кроме Рембо. Потому что юнец мечтает, потому что он не делает того, что надо, потому что слишком высоко ставит планку… Как и мой герой, в восемнадцать лет я воображал, что напишу ту самую единственную книгу или неповторимую симфонию, снискав признание современников и любовь потомков. Все мы начинаем с таких глупостей: желаний без поступков, мечтаний без работы, фантазий, над которыми смеется будущее. Мы больше говорим себе, что сделаем то-то и то-то, чем действительно делаем. Моя воля проснулась позже, сначала были лишь поползновения.
Я взрослый, я сумел создать несколько произведений и добиться признания, но напряжение не отпускает: не обманка ли этот успех? Не ошибаются ли все те, кто восхищается мной? А что, если прав только вон тот жалкий безобразный червяк, который меня не любит?